Сири Хустведт - Что я любил

Значит, Марк мне солгал. И ведь как складно у него получилось: и Вайолет приплел, и так весело улыбался! Мне даже в голову не пришло усомниться в его словах. Удивительно другое. А главное, признайся Марк, что это он съел пончики, я бы и бровью не повел, в конце концов, я покупал их для него.

Зажав в руке кусок обгоревшего картона, я смотрел на расстилавшийся внизу унылый манхэттенский пейзаж, на серые крыши с ржавыми водонапорными башнями и отстающим толем. Тусклое солнце с трудом пробивалось сквозь толщу облаков. Поднимался ветер. Я сгреб пепел и осколки в одну кучку и ссыпал все в старый пластиковый пакет, невесть как оказавшийся на крыше. Глядя на свои испачканные ладони, я вдруг понял, что чувствую себя виноватым, словно ложь Марка превращает меня в соучастника. Я отнес пакет с мусором вниз, но обгоревшую картонку почему-то не выбросил. Вместо этого я пошел к себе и положил ее в свой заветный ящик письменного стола.

Ни Биллу, ни Вайолет я не сказал о пожаре ни слова. Думаю, Марк был этому рад. Наверное, он чувствовал в соседе снизу по имени дядя Лео верного союзника. Этого я и хотел. История с пожаром мало-помалу изглаживалась в памяти. Так мы забываем плохие сны, и со временем остается лишь неприятный осадок. Я старался не вспоминать об этом инциденте и думал о нем, только когда открывал свое "вещехранилище". Тогда я спрашивал себя: а зачем, собственно, здесь до сих пор лежит этот кусок картона?

Ответа я не знал, но картонку никуда не убирал и не выбрасывал. Что-то подсказывало мне, что ее место здесь.

Осенью 1991 года в издательстве Университета Миннесоты вышла книга Вайолет "Тело под замком: Современные представления о теле и психозы, связанные с питанием. Опыт исследования". Читая, я невольно возвращался мыслями к исчезнувшим пончькам и сожженной коробке. Книга начиналась с простых вопросов: почему сегодня тысячи девушек в Америке и Западной Европе добровольно морят себя голодом? Почему так много тех, кто предается бесконтрольному обжорству, а потом вызывает у себя рвоту? Почему неуклонно растет число людей, страдающих ожирением? Почему эти заболевания, раньше довольно редкие, сегодня грозят захлестнуть мир?

"Еда, — писала Вайолет, — может быть источником наслаждения и мук, это и благо и зло. Сто лет назад средоточием социальных психозов была истерия. Сегодня это еда. Еда и все с ней связанное находится в центре культурных потрясений, так или иначе влияющих на поведение и сознание здоровых людей, не подверженных психическим расстройствам. Вспомните фанатичное беганье по утрам, чрезвычайную популярность фитнес-центров и магазинов здорового питания. А все эти массажи разной степени глубины, витаминные терапии, очищающие клизмы, центры похудания, культуризм? А пластическая хирургия? А крестовые походы против сахара и табака, панический ужас перед загрязнением и многое другое — зачем все это? Только чтобы доказать, что наше тело чрезвычайно уязвимо, что оно ежесекундно подвергается многочисленным угрозам, противостоять которым становится все труднее и труднее".

Чтобы аргументированно изложить свою позицию, Вайолет понадобилось без малого четыреста страниц. Первая глава знакомила читателя с историей вопроса, кратко касаясь эллинов и олимпийских богов, служивших воплощением телесного совершенства. Потом Вайолет более подробно останавливалась на средневековом христианстве с его святыми и великомучениками, культом физического страдания и явлениями еще более массовго характера, такими, как голод и мор. Затем речь шла о неоклассических телах Ренессанса, о Реформации, стремившейся во что бы то ни стало смирить материнскую плоть Пресвятой Девы. Далее буквально в двух словах говорилось о медицинских рисунках восемнадцатого века, об эпохе Просвещения, пробудившей повышенный интерес к анатомическим вскрытиям, и, в конце концов, о балаганных артистах, голодающих на публике, и о пациентках доктора Лазега, врача, впервые употребившего при описании заболевания термин "анорексия". Перейдя к событиям девятнадцатого и двадцатого веков, Вайолет упоминала о причудах лорда Байрона, который то постился, то кутил напропалую, об упрямом стремлении Джеймса Барри, автора "Питера Пэна", к самоограничению в еде, что, возможно, и вызвало у него задержку роста, а также о некой Эллен Уэст, молоденькой альтруистке, уморившей себя голодом в 1930 году, когда об анорексии еще никто и слыхом не слыхивал. История ее болезни была описана Бинсвангером.