Сири Хустведт - Что я любил

Каждый день после садика Мэт и Марк вместе играли. Грейс чистила для них морковку и яблоки, читала им вслух и, в случае необходимости, разнимала и мирила. Но в феврале налаженный ход жизни изменился. Как объяснил Билл, Марк "так тосковал" после короткого приезда матери на Рождество, что они с Люсиль решили, что ему пока будет лучше пожить в Техасе. Я не стал вытягивать из Билла подробности. Всякий раз, когда он заговаривал о сыне, в его голосе появлялись напряженные нотки, а глаза начинали смотреть куда-то мимо меня — в стену, на книгу, на картину. Весной Билл трижды летал в Хьюстон на выходные, с вечера пятницы до утра понедельника. Во время таких его приездов они с Марком не расставались: сидели у него в мотеле, смотрели мультики, гуляли, играли с пластмассовыми героями "Звездных войн" и читали сказку "Гензель и Гретель".

— Это единственное, что он хотел слушать, — жаловался Билл. — Прочли — и по новой. Я ее просто наизусть выучил!

Ему пришлось оставить сына с матерью, но сказку он забрал с собой в Нью-Йорк и принялся за новую серию работ — собственную версию "Гензеля и Гретель". К моменту ее завершения Люсиль и Марк уже вернулись из Техаса. Университет Райса предлагал Люсиль продлить контракт еще на год, но она отказалась.

Вскоре после того, как Марк уехал в Техас, умер Гунна. На смену этому вымышленному персонажу, который два года незримо присутствовал в жизни нашего сына, пришел новый герой, Привидений. Когда Эрика спросила, от чего умер Гунна, Мэт ответил:

— Он просто стал слишком старый и не смог дольше жить.

И вот однажды после сказки на ночь, когда мы с Эрикой сидели у кроватки сына, он вдруг сказал:

— Он хороший, мой Привидений.

Эрика наклонилась к Мэту.

— Кто такой Привидений? — шепнула она, легонько касаясь губами его лба.

— Такой мальчик. Я его придумал.

— Он тебе часто снится? — спросил я.

Мэт кивнул.

— А какой он?

— У него нет лица, поэтому он не разговаривает. Он умеет летать, только очень плохо. Чуть-чуть от земли оторвется и падает. Он иногда сюда приходит, только очень редко, а потом уходит.

— Куда же он уходит?

— Я не знаю. Он без меня уходит.

— А имя у этого Привидения есть?

— Пап, ну он же не умеет говорить, как же он скажет? — пожал плечами Мэт.

— Да, действительно, — спохватился я. — Я совсем забыл, прости меня, пожалуйста.

— Ты его совсем-совсем не боишься? — спросила Эрика.

— Да нет, мам, ну он же как будто во мне только наполовинку, а на другую половинку нет. И я все равно знаю, что он понарошку.

Нам пришлось довольствоваться этим малопонятным объяснением, так что мы просто поцеловали сына на ночь и ушли. С той поры в течение нескольких лет Привидений то появлялся, то исчезал. В конце концов он и для Мэта превратился в воспоминание, о котором нужно говорить в прошедшем времени. Как мы с Эрикой догадались, Привидений этот был слегка увечным, его было очень жалко. Мэт сокрушенно качал головой, когда описывал его бесплодные попытки взлететь. Оказывается, бедный Привидений не мог оторваться от земли выше чем на несколько сантиметров. Более всего меня поражало звучавшее в голосе сына превосходство. Казалось, что уж он-то, Мэтью Герцберг, в отличие от плода собственной фантазии, регулярно парит в небе над Нью-Йорком, расправив мощные крыла.

Привидений был с нами, когда Вайолет защищала диссертацию. Защиту назначили в мае. Они с Эрикой часами обсуждали, что именно Вайолет должна надеть, чтобы показаться в полном блеске. Когда я попытался напомнить, что члены ученого совета меньше всего интересуются туалетами докторантов, жена только отмахнулась:

— Ой, ну, Лео, ну что ты в этом понимаешь?! Ты же не женщина!

В результате решено было остановиться на классической юбке с блузкой, а к ним туфли на низком каблуке, но под это дело предполагалось поддеть корсет на китовом усе, который Вайолет взяла напрокат в Гринвич-Виллидж, в ателье по пошиву театральных костюмов. Отправляясь на защиту, она забежала к нам и застыла в дверном проеме в соблазнительной позе.

— Хоть бы мне в этом корсете повезло, — сказала она и повертелась, чтобы мы с Эрикой могли оглядеть ее со всех сторон.

— Я в нем как-то ближе к моим истеричным барышням, да и в нужных местах все утянуто.

Вайолет выразительно посмотрела на свой живот.

— Я за последние месяцы что-то раздалась. Еще бы, всю попу отсидела с этой диссертацией.

— Ты не раздалась, Вайолет, ты налилась, — запротестовала Эрика.