Сири Хустведт - Что я любил

— Вы ошиблись дверью, профессор, — раздалось у меня за спиной.

— Это же Билл, — выдохнул я.

— Да, — согласился Джайлз.

— Но каким образом эта картина оказалась здесь?

— Я ее купил.

— У кого?

— У владельца.

Не веря своим ушам, я повернулся и спросил:

— У Люсиль? Люсиль продала вам этот холст?

Для меня не было новостью, что картины переходят из рук в руки, меняют владельцев, томятся по чуланам, потом вновь появляются на свет божий. Я знал, что их продают, перепродают, воруют, уничтожают, реставрируют, когда с толком, а когда и без. Картина может выплыть в самом неподобающем месте, это я тоже знал. Но сама мысль о том, что этот холст находится здесь, была противоестественной.

— Я думаю ее использовать, — произнес Джайлз.

Он стоял ко мне почти вплотную и буквально дышал мне в ухо. Я инстинктивно дернул шеей и двинулся по коридору вперед.

— Использовать? — повторил я как завороженный.

— Вы, по-моему, уходить собирались, а, профессор? Алло, профессор!.

Джайлз явно развлекался, и стоило мне услышать насмешливые нотки в его голосе, как я совсем растерялся, смятение засасывало меня глубже и глубже. Все началось с этого его растянутого "мы-ы". Перевес, который был на моей стороне во время разговора в гостиной, растворился в темном коридоре. Слово "использовать", которое я пролепетал, прозвучало как глумление над самим собой, как брошенная себе же в лицо язвительная насмешка, и парировать ее я не мог. Перед моими глазами стоял мальчуган с портрета, охваченный диким весельем, ликующий, разбесившийся.

Я до сих не могу внятно объяснить, что в тот момент со мной происходило и в какой последовательности развивались события, помню только ощущение замкнутого пространства и ужас. Вряд ли Тедди Джайлз был способен внушать трепет, но ему удалось согнуть меня в бараний рог с помощью лишь пары вскользь брошенных фраз, за которыми лежали миры, целые миры, и, как мне казалось, в самом центре их находился Билл, живой ли, мертвый ли, — все равно. Между мной и Джайлзом шла подспудная битва за Билла, и внезапно наступившее осознание этого вылилось в панику. Я был в двух шагах от портрета, когда услышал шум воды в унитазе. Кто-то дернул ручку сливного бачка. До меня вдруг дошло, что я и раньше слышал какие-то звуки, просто портрет Марка отодвигал их на задний план. Я замер и прислушался. Рядом была дверь, за которой кого-то рвало, потом раздался сдавленный стон. Я рывком распахнул дверь. На полу, вымощенном мелкой зеленой плиткой, валялся Марк. Хватая посиневшими губами воздух, он лежал между ванной и унитазом, глаза его были закрыты. При виде этих синих губ моя паника мгновенно была забыта. Я шагнул вперед, но ноги вдруг разъехались. С трудом удерживая равновесие, я посмотрел вниз и увидел на полу лужу рвоты. Не сводя глаз с этого мертвенно-белого лица, я опустился на колени и схватил Марка за руку. Пальцы елозили по липкой холодной коже запястья, пытаясь нащупать пульс. Не оборачиваясь, я крикнул Джайлзу:

— "Скорую", быстро!

Ответа не последовало. Я повернул голову.

— Да все в порядке, — сказал Джайлз.

— Немедленно звоните в Службу спасения, иначе он умрет прямо у вас в квартире!

Джайлз куда-то ушел. Я все пытался нащупать пульс, слабый, едва заметный. Марк был бледен как смерть.

— Ты выживешь, — шептал я, — обязательно выживешь!

Я приложил ухо к его губам и услышал, что он дышит.

Потом он открыл глаза.

— Марк, — шептал я, задыхаясь от радости, — Марк, ты только не засыпай, не закрывай глаза, пожалуйста. Сейчас приедет "скорая", и мы поедем в больницу.

Я просунул руку ему под голову, чтобы он мог держать ее повыше. Его веки опустились.

— Не спи, нельзя спать! — почти закричал я, пытаясь приподнять его.

Он был очень тяжелым. Я не заметил, что выпачкал брючину в луже рвоты на полу.

— Марк, ты слышишь меня? Не смей спать!

— Да пошел ты, пидор, — пробормотал он, почти не открывая глаз.

Я подхватил Марка под мышки и поволок из ванной в коридор. Упираясь, он внезапным резким движением выбросил вверх руку, и я почувствовал, как его ногти впились мне в щеку. От неожиданности и боли я его выпустил, и он упал, стукнувшись головой о кафельный пол. Рот его приоткрылся, он застонал, потом из утла губ вниз по подбородку потянулась блестящая струйка слюны, и его снова вырвало. Охристая жижа залила серую футболку.

Эта рвота спасла Марку жизнь. Потом, уже в больнице, мне объяснили, что у Марка было отравление от передозировки наркотиков, в состав которых входил кетамин. В ветеринарии его используют для анестезии; среди уличных торговцев он больше известен как "спец-К". Прежде чем поговорить с доктором Синха, лечащим врачом Марка, я, как мог, постарался замыть в туалете брюки и заклеить три багровых ссадины на правой щеке пластырем, который дала мне санитарка. Стоя в больничном коридоре, я по-прежнему чувствовал запах рвоты. В холле работал кондиционер, из-за мокрого пятна на штанах мне было холодно. Как только доктор Синха произнес слово "спец-К", у меня в ушах раздался голос Джайлза, обращавшегося к Марку: — Значит, сегодня без К, да, М amp;М?