Андрей Геласимов - Дом на Озерной

Никогда еще столь прозаические и далекие от чувственной жизни слова не звучали так сексуально. Обе продавщицы впились в нее взглядами.

– Со мной, – улыбнулся молодой человек. – А что у нас за товар?

Томка покосилась на продавщиц и на секунду скромно опустила глаза.

– А можно наедине? – как можно более сдержанно сказала она.

– С вами – с большим удовольствием, – ответил он. – Подсобка подойдет?

– Подсобка? – переспросила она, задумавшись на секунду. – Подойдет.

И улыбнулась.

В подсобке она расположилась на большом ящике, прижала к себе Катю и приняла позу скорби.

– Меня зовут Вероника.

– Очень приятно. А меня – Николай. Слушаю вас.

Томка вздохнула и с легкой слезой в голосе повела свою сцену:

– Вы знаете, Николай, меня бросил муж…

– А я здесь при чем? – удивился молодой человек.

– Да вы ни при чем. Это все он. Уехал на море с какой-то вертихвосткой.

– Негодяй, – притворно поддержал ее собеседник.

– Я сначала была на грани нервного срыва… Мы с Аленушкой остались одни во всем мире.

Новое имя не понравилось Кате, но она даже бровью не повела. Лично она предпочла бы «Гуля». Или, на худой конец, «Наталья Орейро». Но раз мама сказала «Аленушка» – надо было этому соответствовать. Катя представила себе грустную девочку, которая сидит в темном лесу на огромном камне, и даже немного всхлипнула.

Томка с благодарностью погладила ее по плечу и продолжала свой номер:

– А потом он мне позвонил и сказал, что я могу забрать всю партию каких-то дурацких кожаных курток.

При этих словах в глазах Николая засветился живой интерес.

– Так и сказал, – дожимала его Томка. – В качестве компенсации. Вы представляете? Какой цинизм… А что мне делать с этими куртками? На рынок, что ли, идти?

В голове у Николая уже завертелись какие-то цифры.

– Большая партия? – спросил он.

– Штук двести или триста… Я не считала.

Количество Николаю понравилось.

– А производство?

– Турция… А я могу вам показать. Это совсем близко. Я на Озерной летом живу. У мужа там дом… Точнее, у бывшего мужа. А теперь мы там с Аленушкой совсем одни. Да ведь, Аленушка?

Понимая, что она приближается к логическому концу своей сцены, Томка уже открыто пустила слезу в голос. В драмкружке ее научили: финал – самое важное.

– Ну, что же, – сказал Николай, глядя на Томку и прикидывая свои шансы, очевидно, не только на бизнес. – Давайте посмотрим… ваши куртки.

– Я буду вам очень признательна, – репликой на поклон завершила свое выступление Томка.

Чинно усевшись в дорогой автомобиль Николая, «Вероника» с «Аленушкой» проследовали на Озерную. «КамАЗ» ехал за ними.

Когда Николай следом за Томкой поднялся на крыльцо и вошел на веранду, Валя, Галина Семеновна и Женька, лепившие пельмени, приветливо посмотрели на него.

– Вы же сказали, что вроде одна живете, – слегка удивленно сказал он.

Но Томка лишь пожала плечами. Ее роль была исполнена.

– Та-ак, – протянул он. – Это вы что мне устроили? Развод, что ли, какой-то?

Он попятился к выходу, но путь ему преградил поднявшийся на крыльцо Степан.

– А вы кто? – испуганно спросил Николай, быстро оценив его габариты.

– Я? – невинно переспросил Степан. – Соседка. За молоком пришла.

После бесславного поражения своего старшего товарища Юрка бродил еще какое-то время по рынку в поисках соратников. Ему нестерпимо хотелось объяснить им, что он не виноват, а виноваты его родственники, и что он готов сделать все, чтобы загладить эту вину, однако никого из его лысых товарищей на рынке уже не было, и, в конце концов, он прекратил свои поиски.

Вспомнив о том обещании, которое он дал недавно отцу, Юрка позвонил Даше. Он объяснил ей, что она не права и что снятое тайком интервью необходимо уничтожить. После недолгого разговора Даша согласилась, потому что, во-первых, Юрка нравился девушкам; во-вторых, ей было стыдно из-за того, что она его обманула; в-третьих, она поставила в затруднительное положение большую семью; и, в-четвертых, она элементарно испугалась. При этом последний пункт, пожалуй, был самым весомым. Как начинающий журналист, Даша научилась уже справляться с различного рода стыдом, но к страху все еще не привыкла. Она понимала, что для профессионала это изъян, и все же неясные образы крепких бритоголовых парней, поджидающих ее вечером у подъезда, не вызывали приливов счастья.

Телевизионный упырь Бабаян на удивление быстро согласился вернуть ей материал. Он даже собственноручно, точнее – собственноножно, уничтожил кассету, растоптав ее на глазах у Даши прямо в своем кабинете. Даша была тронута неожиданным в этой профессии благородством, однако она просто не знала о том, что у Бабаяна уже были свои маленькие, но уютные договоренности с Витей Гробманом. Кассета не играла больше никакой роли.