Борис Пономаренко - Практическая характерология с элементами прогнозирования и управления поведением (методика «семь радикалов»)

Позы тревожных, их мимика и жестикуляция весьма сдержанны, нередко как бы вообще отсутствуют. Их движения настолько невыразительны, что их трудно разглядеть, а тем более запомнить. Они все время «сидят на краешке стула», боясь привлечь к себе излишнее внимание. Можно находиться с тревожным в одной комнате и не чувствовать, что он рядом. Не потому, что человек будет специально прятаться, скрываться. В том-то и дело, что он просто будет вести себя, как всегда, тихо и незаметно, что естественно для него.

Единственное, что более или менее отчетливо отражается на лицах тревожных, так это оттенки страха (при длительном стрессе — хронического). Помните, как у Толстого: «Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее болезненное, некрасивое лицо еще более некрасивым».

Тревожные разговаривают обычно мало, негромко, их голос монотонный, слабо модулированный.

Вместе с тем, значимым с психодиагностической точки зрения является контраст поведения тревожных в привычном (хорошо знакомом, проверенном, предсказуемом) и в новом для них окружении.

Тревожная тенденция имеет свойство несколько угасать, отступать на задний план, когда ее обладатель находится среди друзей. И тогда другие радикалы, составляющие реальный характер, выходят вперед, формируя стиль поведения.

Вам, уважаемые коллеги, наверняка не раз приходилось видеть и неутомимого спорщика, и самовлюбленного хвастунишку, и пышущего злобой клеветника, распространяющего сплетни, и поэта, декламирующего свои стихи, и остроумного рассказчика, которые... мгновенно умолкали, прятались как улитка в раковину, стоило в привычной для них компании мелькнуть незнакомому лицу.

Тревожный радикал наделяет своего обладателя боязливостью, неспособностью на решительный шаг, склонностью к сомнениям и колебаниям во всех жизненных ситуациях, мало-мальски отличающихся от привычной. Говорят: семь раз отмерь, один — отрежь.

Тревожный семьдесят семь раз отмерит, и после этого все еще будет пребывать в раздумьях — стоит ли отрезать?

Тревожный человек, говоря словами Чехова (рассказ «Припадок»), «сторожит каждый свой шаг и каждое свое слово, мнителен, осторожен и малейший пустяк готов возводить на степень вопроса».

Есть ли в этой совокупности родственных качеств социально позитивный смысл? — Безусловно, есть. Как есть смысл, например, в автомобильном тормозе. Попробуйте-ка обойтись без него — разобьетесь!

По сути, проявляя присущую ему осторожность, тревожный требует от любого, кто стремится к новизне, к внедрению новых условий и правил жизни, по-настоящему убедительных доказательств объективной необходимости перемен, продуманности, взвешенности вносимых предложений.

Препятствуя нововведениям, тревожный ревностно хранит традиции — и производственные, и бытовые, и мировоззренческие. Некий профессор Примроз из Эдинбургского университета скептически отреагировал на знаменитое открытие Вильяма Гарвея: «Раньше врачи не знали кровообращения, но умели лечить болезни». Да уж, «раньше мы ничего такого не знали, но зато все умели» — любимая песня тревожных. Из этого следует, по их мнению, что вообще ничего в мире не нужно менять. Пусть все остается как прежде — чинно и благородно. Тревожные — истинные консерваторы.

Существуют, как известно, две основные тенденции в развитии природы и общества: изменчивость (приобретение новых свойств, соответствующих сегодняшним, завтрашним и, вообще, перспективным требованиям окружающей среды) и наследственность (консервация лучшего, что удалось приобрести на предшествующих этапах эволюции). Тревожные олицетворяют собой, точнее всемерно поддерживают, — наследственность. С тем лишь добавлением, что они стремятся консервировать не всегда лучшее, а лишь — привычное.

В деятельности тревожные исполнительны, пунктуальны, организованны, потому что страшатся, не выполнив задания в установленный срок, оказаться в нестабильной, непредсказуемой ситуации. При этом, прежде чем взяться за работу, они пытаются минимизировать степень своей ответственности, для чего добиваются от руководителя четкой постановки задачи, подробных инструкций «на все случаи жизни».

«А если вовремя не подвезут необходимых материалов, тогда что?» — спрашивает тревожный исполнитель у своего начальника. — «Позвонить и потребовать?» — «Понял. А если они скажут, что у них нет, тогда что?» — «Найти других поставщиков?» — «Понял. А если..., тогда что?... » Вполне вероятно, что, утомленный подобным предохранительным занудством и мнимой бестолковщиной, начальник перепоручит это задание другому сотруднику. В этом случае тревожный, внутренне ликуя, не преминет упрекнуть руководителя в непоследовательности: дескать, сам не знает, чего хочет — то «сделай» ему, то «не делай».