Дмитрий Липскеров - Последний сон разума

Капитан с трудом заковылял по асфальту, подсчитывая в уме, сколько времени ему осталось до отставки. Но служивых лет предстояло достаточно, и ему вышло до отчаянности хреново, так что он решил на сегодня закончить рабочий день и возвернуться домой к пустобрюхой жене, чтобы выместить на ней все отчаяние, накопившееся за жизнь.

Пусть фуражку отскребает от дерьма! – подумал Синичкин со злорадством и вдруг вскрикнул: резануло кинжалом в правой ляжке, так что нога чуть не подвернулась и участковый не рухнул на обочину, точно пьяный.

Видать, старуха чего-то в мазь не доложила! – заключил он, волоча правую конечность по направлению к дому…

Он ввалился в прихожую, где его встретила жена, удивленная до крайности столь неожиданным возвращением мужа.

– Что случилось? – спросила Анна Карловна.

– Чего-чего! – грубо ответил муж. – Заболел я, вот чего!.. Твоя старуха халтурить начала, мазь не помогает…

Синичкин рухнул на диван, выставляя ноги в грязных сапогах на самую середину гостиной.

– Ноги отваливаются!..

Анна Карловна склонилась перед мужем и стала стаскивать с его ног сапоги, отчего капитан нежно заскулил, вовсе не стесняясь жены и того, что может она заключить о его мужественности.

Плевать он хотел, что жена заключает! Важно, что он думает о ней!.. Корова немецкая!

Впрочем, Синичкин не собирался вслух попрекать жену, так как это не имело ровным счетом никакого смысла. От попреканий ее брюхо не зачнет, внуки не родятся, хотя прежде идут дети, – вспомнил участковый, шевеля пальцами ног, выпростанных из сапог и вязаных носков. Так он и останется бездетным до скончания века.

– Давай брюки сниму? – предложила Анна Карловна.

– Тащи, – согласился муж и приподнял зад, чтобы жене было легче.

Она потянула за штанины, но брюки застряли на ляжках, и жена огорченно покачала головой.

– Говорила, надо на размер больше шить!

– Тяни!

Она потянула с удвоенной силой, брюки пошли, и физиономия Синичкина искривилась от боли.

– Ах! – вскрикнула Анна Карловна, разглядывая обнаженные ноги мужа, его натертые до вишневого цвета ляжки. – Ах!!!

– Что такое? – поинтересовался капитан с некоторым волнением.

– Как распухли, Вова!.. – не могла оторвать своего взгляда от вздувшихся ляжек жена.

Синичкин устремил свой взор на ноги и обмер. Ему показалось, что ляжки по сравнению с утром раздуло вдвое, что они стали уж совсем похожи на свиные окорока, обваренные перед продажей кипятком, дабы лучше выглядели.

– Нужно врача! – убежденно проговорила Анна Карловна и подалась к телефонному аппарату, висящему на стене корейской трубочкой.

– Не надо! – отрезал Синичкин. – Звони в отделение и скажи Погосяну, что крепко заболел!

Он поворотил свое тело на бок и простонал:

– У-у-у, гады! Подсовывают мне всякую армянскую жратву, а у нас, русских, организмы непривычные, вот и распирает ляжки!..

– Занято, – сообщила жена.

Пока она нажимала на кнопочку повтора, участковый Владимир Синичкин расслабился на диване и отключился от реальной жизни, направив свою фантазию в другой мир, мир, в котором он, например, известный композитор и дирижирует большим симфоническим оркестром.

Как-то он с Анной Карловной был в филармонии по распределенным в отделении билетам и видел дирижера, красивого молодого человека худощавого телосложения, взмахивающего длинной палочкой. По чести сказать, музыка не затронула сердца участкового, в ней по его мнению было много формализма, но обстановка вокруг концерта импонировала, а особенно запомнились аплодисменты, двадцать минут не дававшие ему с женой протиснуться к выходу…

Затем Синичкин вспомнил, что продолжительность концерта составила два часа с лишним и что он со своими больными ногами не выстоял бы дирижером столь длительно, а сидеть дирижерам не полагается!..

Его предсонные мысли прервала жена, рассказав, что дозвонилась до отделения и сообщила о мужниной болезни Погосяну, который, к ее удивлению, ни капельки не рассердился, а, наоборот, сказал, что ваш муж, то есть капитан Синичкин – молодца, так как нарыл на свалке преступление. И еще просил передать, что кровь на ухе совпадает с кровью на одежде и что дело поручается тому, кто его нарыл. Мол, так по совести будет!..

Попал на полную катушку! – похолодел Синичкин, глядя на улыбающуюся от начальственных похвал жену. – Дура, дура! – чуть не закричал он, понимая, как его жестоко подставили. Ведь ему ни в жизнь не раскрыть преступления! Не для того он рожден, чтобы убийц вылавливать!..