Джоанн Харрис - Небесная подруга

Нахлынула усталость. Взглянув на часы, Элис поразилась: почти десять! Она рисовала полдня и большую часть вечера, но утомление было приятным, как будто работа смыла все тревоги и дурные мысли. Теперь Элис думала о другом. Может быть, после долгого перерыва она открыла новый источник вдохновения? Может быть, дело не ограничится одной «Офелией»? Вдруг выйдет целая серия, которую летом можно выставить в Кеттлс-Ярд? Идеи вспыхивали фейерверком, и в довершение всего Элис почувствовала голод. Она приготовила себе поесть, покормила кошек, легла в постель и проспала до утра глубоким спокойным сном.

Я не собирался возвращаться к ее могиле. Три месяца после похорон я избегал Гранчестера, словно мое присутствие могло пробудить к жизни неугомонных призраков. Если она покоится с миром, тем лучше; но не мне, думал я, следует охранять ее вечный сон. В том нервозном и подавленном состоянии, в какое ввергла меня смерть Розмари, я часто видел ее — или мне чудилось. Казалось, что это она, вся в черном, отвернувшись от меня, садится в такси. Или бредет под дождем, скрыв лицо под темным зонтиком. Или гуляет по набережной в одиночестве, набросив на огненно-рыжие волосы светлый шарф. Нет, я не был одержим — просто она насмехалась надо мной, касалась нежной тонкой ручкой моей жизни, сопровождала меня повсюду, куда бы я ни шел.

Я счел себя больным и обратился к врачу. Доктор сказал, что чрезмерная работа и излишние тревоги доводят до анемии, рекомендовал усиленное питание и вино, а также отдохнуть неделю-другую. Я втайне поставил себе другой диагноз, воспринял совет насчет вина слишком буквально, подхватил пневмонию и чуть не умер.

Пару месяцев спустя я вновь обрел интерес к жизни (квартирная хозяйка ухаживала за мной во время болезни, ограждая от проблем и волнений), но опоздал на две недели. Роберт был уже мертв и похоронен на том же самом кладбище. Пока я спал, метался и стонал, не думая ни о ком, кроме себя, мой друг нуждался во мне как никогда. Его смерть не слишком меня удивила — вспомнив Роберта у гроба Розмари, я сразу догадался: она ждала такого исхода. Я же видел ее улыбку — собственническую, покровительственную, снисходительную, преисполненную ужасающего знания! Тень такой же снисходительной улыбки играет на губах «небесной подруги» с картины Россетти, молча взирающей на своего поверженного и страдающего возлюбленного. Я не мог смотреть на это полотно без содрогания. Изображенная там женщина не имела ни малейшего сходства с Розмари, но болезненно напоминала ее — выражением лица или попросту тем, что казалась огромной по сравнению с обреченным любовником. Пятнадцать лет спустя я переработал свою диссертацию о прерафаэлитах и издал книгу, в которой исследовал тяготение Россетти к прекрасным демоническим женщинам. Она посвящена моему университетскому преподавателю истории искусств, но я написал ее для Розмари и о Розмари. Книга называется «Небесная подруга». Думаю, тираж еще не распродан.

Вина и отвращение к себе мучили меня пять дней, прежде чем я решился прийти на могилу Роберта. Венки и ленты уже убрали, остался лишь холмик земли и какие-то растения, высаженные в каменном желобе, в изножье могилы. Низкие зеленые кустики, без цветов. На одном из тонких стеблей болталась подвеска — такие цепляют на призовые розы во время садовых выставок. Я наклонился и прочитал, что там написано.

«Розмари. На память».

В первый момент я запаниковал, но тут же взял себя в руки. Я видел слишком много и уже знал, что она была здесь. Такими дешевыми трюками меня не напугать, придется изобрести что-нибудь посерьезнее. Честно говоря, по глупости я думал, будто после смерти Роберта мне больше нечего бояться. Она мертва, сказал я себе, погребена и позабыта. Положил на могилу букет из омелы и остролиста и собрался уходить.

Бедный Роберт.

И вдруг я ощутил ее присутствие, почувствовал ее ненависть и изумление. От кустов, согретых зимним солнцем, повеяло розмарином — сладкий запах, вызывающий странную ностальгию, дух деревенской кухни и сундуков с чистым белым полотном, аромат сельских девушек, смазывающих длинные волосы розмариновым маслом. Я не сомневался: стоит поднять глаза, и она появится передо мной, глянет из-под тяжелых век, я увижу бледное лицо и губы, изогнутые в отдаленном подобии улыбки… Я был так уверен в этом, что действительно увидел Розмари в тени боярышника, но потом понял — это лишь игра света и тени в том месте, где увядшие и побитые морозом растения склонялись к надгробию, которого я прежде не замечал.