Джоанн Харрис - Небесная подруга

Но они с Джо были друзьями… очень давно, и она обошлась с ним плохо, как обычно и случается, если хорошая дружба сворачивает на кривую дорожку сексуальной близости. Может быть, появился шанс все исправить. К тому же Элис хотела увидеть Джо, поговорить с ним, восстановить прежнее уютное товарищество. Как в тот миг, когда он засмеялся, — это был добрый смех из старых времен, и ей стало тепло. Подобной дружбы Элис очень не хватало, и она сделает все, чтобы ее сохранить, даже если ради этого придется пустить в дом подружку Джо. Элис невольно улыбнулась и ответила:

— Что ж, хорошо. Кто знает? Может, мне подойдет такая соседка. Если хочешь, и тебя могу приютить. Буду рада вас видеть.

Она произнесла эти слова и почти поверила в них. Остатки старой обиды испарились, и она уже сочувствовала этой Джинни, которую никогда не встречала. Было приятно ощущать, что невидимая трещина, откуда все время веяло холодом и горечью, наконец затягивается… Элис очнулась от задумчивости — Джо говорил:

— Мы можем встретиться у тебя дома, если не возражаешь. Выпьем чаю, потом пойдем куда-нибудь и съедим пиццу, или посмотрим кино, или и то и другое. Согласна?

— Отлично.

Наверное, Элис ответила не сразу, потому что Джо тут же спросил:

— Алло, Элис? Ты уверена?

Она отозвалась самым беззаботным тоном:

— Жду не дождусь, Джо.

— Я подойду к шести. Говорю тебе, все будет великолепно. Ты не пожалеешь.

Вряд ли я мог избежать того, что задумала Розмари. Как я уже сказал, она была очень хитра и слишком хорошо знала мои слабости. Когда я, полуодетый (ботинки, шляпа и галстук остались на берегу Кэм), втащил в такси мокрую девушку, завернутую в мое пальто, она мысленно улыбалась, как умеют только эти создания. Она улыбалась, пока я поспешно приводил ее в чувство, предлагал карманную фляжку с бренди и вообще суетился вокруг, будто верный пес. Ей некуда было деваться, и оставалось лишь взять ее в дом (Розмари, дрожа, неверным шагом дошла от такси до входной двери), объясниться с хозяйкой и беспомощно смотреть, как заботливая миссис Браун уводит девушку вверх по лестнице, в запретное царство горячей воды и мягких подушек.

Счастье, что миссис Браун оказалась такой добродушной и покладистой. Более подозрительные дамы отнеслись бы к странной гостье с меньшим уважением, но миссис Браун была лучшей из всех знакомых мне женщин. Она пожалела Розмари, окружила заботой и напоила чаем, который считала универсальным лекарством, потом поместила в самую удобную спальню, пригрозила мне страшными карами, если вздумаю нарушить покой юной леди, и невозмутимо вернулась к своим делам, как будто я каждый день приводил в дом выловленных из реки девушек. Благослови ее Бог.

Как, должно быть, смеялась Розмари, очутившись в лучшей комнате для гостей, с вымытыми волосами, в накрахмаленной ночной сорочке миссис Браун! Она смеялась над всеми этими глупостями — над нашей добротой, над нашим состраданием. И над моим многообещающим обожанием. Ведь я забыл обо всем, кроме нее.

Остаток дня прошел как в тумане. Я не решился выйти из дома — вдруг что-то случится, вдруг девушка исчезнет. Я представлял себе ее лицо. При воспоминании о том, как она тихо плыла в воде, меня переполняли поэтические образы. Я провел несколько долгих волшебных часов в своей комнате: лежал на постели, снова и снова переживая события, похожие на сон, и прислушивался к каждому шороху из таинственной тихой комнаты, где спала Розмари. В моем сердце звучала музыка. Миссис Браун заходила к ней время от времени — сначала в спальне появилась ваза с цветущей веткой вишни, потом несколько лоскутных подушек, затем, примерно в половине четвертого — поднос с чаем и бисквитами. В пять миссис Браун объявила, что юная леди может, если хочет, встать и поесть горячего супу, а в шесть я сидел за обеденным столом, дрожа от предвкушения и поглядывая на дополнительный прибор. В лихорадочном нетерпении я крепко сжимал руки под столом, чтобы справиться с волнением.

Я был несчастлив в любви; да и кто в юности избежал этого? Розмари вышла ко мне из сказки — белая Офелия, приплывшая неизвестно откуда на мутной волне в шепоте утра. Я совершенно не думал об угрозе скандала, о том, какая буря сплетен и пересудов поднимется в обществе, к которому я принадлежал. Для меня Розмари не имела прошлого, она родилась только что, как Венера из пены морской. В таком настроении я ждал ее появления, но все же боялся взглянуть ей в лицо, словно мог вдруг увидеть какой-то изъян в ее совершенстве. Но я зря волновался. Быстрые легкие шаги по лестнице, стук каблуков — и она вошла. Ее черты, плохо различимые в полуосвещенном коридоре, приобрели завершенность, когда она остановилась у окна: волосы сияют в солнечных лучах, как огненный нимб, фигура тонкая и стройная. Лицо оставалось бледным, взгляд блуждал, и все равно она была самой прекрасной женщиной, какую я видел в жизни. И в тот миг, и сейчас.