Лея Любомирская - Лучшее лето в её жизни

Тетя Дионизия считала Катарину никудышной матерью и не скрывала этого.

– Когда-нибудь ты уморишь бедную крошку, – говорила она, сидя у Катарины на кухне и звучно прихлебывая полезный тизан [50]из Катарининой чашки в маках. Тизаны тетя Дионизия заваривала сама и всегда носила с собой в пузатеньком термосе.

Катарина прижимает губы ко лбу плачущей Жуки. Лоб холодный и немного влажный.

– Нет у нее температуры, – говорит Катарина в трубку.

– Это ничего не значит, – недовольно отвечает тетя Дионизия. – Немедленно веди ребенка к врачу! Или я сама ее поведу!

– Синенькое! – рыдает Жука, уткнувшись Катарине в колени.

В поликлинике Жука плакала вначале совсем тихонечко, потом все громче и громче, потом упала на пол и заколотила по нему кулаками. Люди в очереди косились неодобрительно. Катарине захотелось оставить Жуку и сбежать.

– А вот где у меня мешок? – говорит неопрятная старуха в грязной юбке с надорванным кое-где подолом. У старухи только один зуб – длинный, как бивень, покрытый неприятным зеленоватым налетом.

Жука даже не поворачивается в ее сторону. Ей абсолютно все равно, где у неопрятной старухи мешок.

– Си-нень-ко-е! – кричит она сквозь слезы. – Си-нень-ко-е!

– Если бы ты была моей дочкой, ты бы у меня уже получила! – шипит старуха.

Катарина чувствует, что с нее хватит.

– Если вы скажете еще одно слово моему ребенку, я вас ударю, – говорит она.

До врача так и не дошли. Жука вдруг встала с пола, тщательно отряхнулась и помчалась к выходу, заливаясь слезами. Катарина поймала ее уже в холле, но обратно тащить не стала. Жука – устала что ли? – покорно дала руку и больше не убегала, и даже кричать перестала, только всхлипывала жалобно и бормотала про синенькое, которое пропало.

«Да что же это такое?! – думает Катарина. – Что я за мать такая, что никак своему ребенку синенького не найду?»

– Пойдем, заинька, – говорит она вслух. – Поищем твое синенькое.

Домой пришлось возвращаться на такси. Жука – уже переодетая в новый синий джинсовый сарафан и лазурную водолазку – уснула прямо в обувном магазине, где Катарина примеряла ей синие туфельки.

Дома Катарина аккуратно ее раздела – Жука только вздохнула, но не проснулась – и уложила в постель. И сама прилегла рядышком. Думала, что полежит часик и встанет делать ужин, но как-то незаметно задремала.

Рано утром выспавшаяся бодрая Жука тянет Катарину за нос и за ухо. Жука требует на завтрак вафлю, кофе с молоком, йогурт и яблоко. Катарина встает и, пошатываясь, бредет в ванную. По дороге бросает взгляд на часы. Надо же, как ее угораздило проспать почти четырнадцать часов?

Пока Жука ела свою вафлю, Катарина ходила по квартире в поисках «синенького». Она смутно помнила, что вместе с сонной Жукой принесла вчера домой синий рюкзачок, а в нем – синего гнома с дурацкой ухмылкой, две пары лазурных колготок, светло-голубую сумочку из соломки, ярко-синюю собачку и что-то еще. Но куда оно все делось? И где новый Жукин сарафан и водолазка?

– Пропало, – говорит Жука, выглядывая из кухни.

– Что?! – Катарине становится страшно. Еще одного дня, как вчерашний, она точно не выдержит.

– Синенькое пропало, – спокойно поясняет Жука. – И я хочу еще вафлю.

От рулона с надписью «Пакеты для мусора. Сто литров. Сделано в Китае» Мария Жоау отрывает прямоугольный кусок черного пластика. Несколько секунд сосредоточенно трет его между ладонями. Потом подцепляет ногтями едва заметные краешки, с силой разводит руки в стороны и тут же резко взмахивает ими – вверх и вниз, словно пытаясь разом зачерпнуть сто литров теплого кабинетного воздуха. С неприятным треском кусок пластика превращается в отличный плотный мусорный пакет китайского производства.

Мария Жоау удовлетворенно улыбается, бросает пакет на пол, усаживается в офисное кресло на колесиках и выдвигает ящик стола. Ящик доверху набит бумагами: распечатками, рисунками, фотографиями, блокнотами, тетрадями и газетами. Мария Жоау вытаскивает их, бегло проглядывает и отправляет в пакет для мусора. Вечером она все это сожжет на пустыре за домом и, если успеет, поджарит на костре пару колбасок на прутиках для себя и для Зе Мигелa.

«Сырые мясные колбаски, конечно, лучше, чем подкопченные, – думает Мария Жоау, кидая в пакет журнал без обложки и исписанную тетрадку, – и Зе Мигел их больше любит. Но жарить-то их дольше. А ну как бумаги сгорят быстрее? И не поедим, и не…»