Ольга Арефьева - Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной

…Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.

Бесчисленные кошки Ефросиньи жались но углам, светя оттуда глазами. Она щелкнула пальцами, позвав одну из них — для каждой у нее была своя интонация щелчка, неразличимая человеческим ухом. Кошка аут же пришла, но не к ней, а к нему. Сев на плечо, обвила его лицо хвостом, пристроив кончик ровненько на место отсутствующих усов. От этого он стал похож то ли на кота, то ли на героя войны, улыбнулся, облизывая ложку вместе с черенком, и продолжал, не обращая внимания на то, что рот его перевернулся, как монета, с орла на решку.

— …Я побывал в стольких лицах, походках и запахах, что сейчас и не помню, как на самом деле сначала выглядел. Каждый убийца дорог мне и оставил свой особенный след. Среди них были женщины, дети и даже животные. О, это особое искусство — охота на подходящего убийцу! Мало найти, его еще надо и уловить. Прикинуться тем, что он больше всего ненавидит и боится, убедить его, что именно ты больше всего нуждаешься в его подарке — смерти… Для этого надо изучить его характер, понять мысли, почувствовать дыхание. Этого невозможно добиться, не полюбив. Я любил их — и горячо, у меня большое сердце. Но меня подвела память. Мне всегда не хватало памяти, это похоже на авитаминоз. Если бы я хорошенько запоминал, то я сейчас мог бы превращаться в кого угодно из тех, кем побывал. Но я был плохим учеником еще со времен моего голодного детства. Я тогда привык плохо себя вести и ничего не хотеть знать. Понимаешь, мне было стыдно быть хорошим! Я словно был обязан грубить, хохотать, не пользоваться туалетной бумагой и знаками препинания. Я не знал, что в жизни кроме правил хорошего тона, которые я должен нарушать, есть еще и много других правил, которые я вовсе не обязан выполнять. И что лишь мне от этого будет хуже.

…Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную. Он заплакал, высморкался в скатерть, облизал тарелку с обеих сторон и продолжил:

— Вот так и случилось, что то, что должно было стать моим богатством, стало моим проклятьем. Я должен постоянно совершать усилие, чтобы сохранить на себе лицо — хоть какое-то из многих. Но они осыпаются с меня, как краска с многослойных фресок, как листья с осеннего парка, как горох с покосившегося стола.

Всё было обыкновенно, пока я не встретил на пути такого же, как я, охотника на убийц. Мы не сразу узнали друг друга, потому что в молодости лучше умели маскироваться, но наша встреча была предопределена. Чем ты становишься сильнее, тем более сильного противника посылает тебе судьба — и именно он тебе дороже всего. Наша встреча началась с того, что мы влюбились друг в друга. Она в тот момент была мужчиной, но ты знаешь, как мало это значит в судьбе таких, как мы. Я вначале удивился своей любви, ведь я никогда не был мужеложцем. Но потом начал догадываться. Этому мужчине и было суждено стать твоей матерью. На самом деле он не был ни мужчиной, ни женщиной, потому что был не совсем человеком. Но в девичестве он был родом из города, где все собаки бегали немного боком, словно их задние лапы пытались перегнать передние. Птицы там летали большими спиралями и лишь с трудом могли удержаться на кривоватой прямой, потому что им больше нравилось загребать правым крылом, чем левым. У девушек города левые груди были меньше правых, как и у моей любимой, хоть она и была в тот момент мужчиной. Ее манера всё время немного сворачивать вбок меня так сильно умиляла, что я спросил: неужели у твоих ног время течет по-разному? Оказалось, что даже у каждого ее пальца свое имя и разный отпечаток. Я потерял голову, называя каждый уголок ее тела по имени. Она тоже влюбилась, да! — и до такой степени, что захотела меня убить. Надо знать нас, охотников за убийцами, чтобы понять, какой это невообразимо щедрый и царский подарок. Я пришел к ней и увидел ее в женском теле, которое она резала серебристой раковиной. Я увидел, что ее ногти обкусаны до мяса. Я увидел, что в ее глазах по нескольку зрачков. Я понюхал ее след и прочитал в нем, что она умирает от любви.

Я сказал ей: еще немного, и я смогу рисовать твои мысли. Скажи мне, о чем ты думаешь, — и я выдавлю твой отпечаток на земле. Хочешь — я буду лежать на твоих следах? И она сказала — хочу. Наша ночь любви началась утром, продолжалась днем и неизвестно, когда закончилась. Она была бесконечно долгой, ночь, в течение которой мы бесконечно обнимали, кусали, облизывали и сжимали друг друга. Я исчез, мир вывернулся, мы умерли и родились, стали всем и ничем.