Григорий Ряжский - Наркокурьер Лариосик

— Гадина!!! — закричал он что есть сил. — Гадина проклятая!

Он бросился к узкоглазому пареньку, повалил его на землю и стал беспорядочно наносить удары куда придется: по лицу, плечам, ногам. Узкоглазый не стал сопротивляться, он просто по-деловому подтянул ноги под себя и прикрыл голову руками. Гришка и Родька бросились разнимать. Они схватили Павлика за руки и оттащили в сторону. Павлик задыхался от ярости:

— Он… он… — в гневе ему не хватало слов, он кивнул в сторону узкоглазого: — он… фашист!..

Узкоглазый отнял руки от лица и поднялся. Он был странно спокоен.

— Но ведь это ты убил белку, а не я… А, Паш? — сказал он и посмотрел Павлику прямо в глаза. — Разве не так?

Два точечных фитилька темного огня мгновенно вспыхнули и погасли в его азиатских глазах. Никто, кроме Павлика, не успел этого заметить…

— Пять!.

«Вот оно… — почему-то подумал он, глядя на пустое Гунькино кресло, — начинается…»

Павлик пересек комнату и задумчиво посмотрел на улицу через зарешеченное окно своего первого этажа. Снег уже растаял окончательно, но повсюду оставались талые лужи и мокрая грязь. Он приоткрыл форточку, и оттуда резко повеяло зябкой весенней сыростью. Павлик поежился… Внезапно он сорвался с места и начал лихорадочно передвигаться по квартире, осматривая все подряд и заглядывая в каждую щель. Он сунул голову под ванну, открыл бельевую корзину, подставил табуретку и, встав на цыпочки, заглянул на платяной шкаф в дедовой комнате. Дрожащим голосом, в слабой попытке обмануть самого себя, Павлик прошептал:

— Гунька, ну кончай… Хватит уже… Я ведь все равно тебя найду… — Он произнес эти слова, но уже точно знал, что собаки в квартире нет.

«Хорошо бы, это все оказалось сном, — подумал он. — Проснулся, как будто по новой, а она напротив храпит…»

Мальчик зажмурился и тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, затем еще раз подошел к входной двери и потрогал замок. Замок был в порядке. Внутренний засов тоже был задвинут до упора. Объяснения происшедшему не было. Новая волна удушающего страха нахлынула на мальчика. Но теперь его страх был другим. Он был жестоким и настоящим. Что-то очень цепкое и сильное железными тисками сжало Павликово сердце и медленно потащило его куда-то вниз, в живот, растянув до отказа невидимую пружину страха. Из глаз его потекли слезы, нет, не боли, — бессилия, и он разрыдался.

«Может, это Бог забрал Гуньку? — неожиданно пронеслось в затуманенном мозгу. На секунду он даже перестал плакать, забыв о страхе. — Чтобы она не мучилась от старости…»

В полной растерянности он стоял в одних трусах перед входной дверью с мокрыми от слез глазами, уставившись в одну точку. И никого не было рядом с ним в эту минуту: ни мамы, ни дедушки Романа, никого…

В дверь позвонили.

— Гунька!!! — сам не зная почему, что есть силы заорал Павлик. — Гунька, сейчас!..

Он лихорадочно пооткрывал все замки и так, как был, — в одних трусах — распахнул дверь настежь. На пороге стоял местный сантехник Михалыч, в телогрейке и с затертым чемоданчиком с инструментарием. Несмотря на утро, он был уже слегка нетрезв и соответственно страдал, как обычно, повышенной общительностью.

— Я говорю… не текет у вас нигде? А то мы проверяем… состояние… У меня это… в подполе… затоп. С утра вон вызвали, напрудонил кто-то из ваших, первого этажа, — обратился он к мальчику.

Павлик часто заморгал глазами и отрицательно замотал головой. Чуда, на которое он тайно понадеялся, не случилось. Это была не Гунька.

— Физкультурник, что ли? — снова спросил Михалыч, мотнув головой в направлении его трусов. — Это хорошо! — И без всякой связи с предыдущим спросил просто так, для поддержания завязавшегося разговора между нетрезвым тружеником разводного ключа и юным пионером-физкультурником:

— Страшилка-то ваша где? А то она тут вчера до-о-олго стояла. Я как раз вечером к Синякиным из пятой заходил, у них на горячей воде в ванне подбой правил. А после иду — она опять стоит, молча… Страшна, как смерть. Чего, думаю, стоит… И пошел…

Павлик открыл рот… Внезапно он понял, что не может вспомнить, как Гунька вчера укладывалась спать. Зато он точно вспомнил, что не подсаживал ее толстую задницу на кресло. После прогулки он сразу лег спать, предварительно погасив свет, и просто… забыл о ней. Это может означать только одно — подслеповатая Гунька в полутемном подъезде просто промахнулась дверью, а он, скотина последняя, прошел в квартиру, ничего не заметив. Так оно и было… Мистика закончилась… Сердце отпустило, натянутая пружина стянулась, тут же с новой силой выстрелила, теперь уже куда-то вверх, и замерла, упершись в кадык. У Павлика перехватило дыхание. Начиналась другая история. Похуже…