Роберт Силверберг - Сборник Абсолютно невозможно Зарубежная фантастика в журнале Юный техник выпуск 1

Вдали отчетливо возвышались грозные горы. Материя облака словно растворилась, и на смену пришли какие-то непрерывно движущиеся узоры. В конце концов наши глаза смогли определить, что это колонны человекообразных мерно шагали к далеким горам. Они появлялись точно из пустоты в том месте, где кончались границы облака, и таяли в туманной дали.

— Мы потерялись, — сказал Эрик.

— Потерялись? Где?

— Полагаю, во времени.

— Что ты хочешь этим сказать? — и Макгиверн помахал рукой, желая указать на то, что происходило там, снаружи. — Они не существуют в нашем мире, как и мы в их мире, поэтому, естественно, они не могут признать наше существование. Однако это не моя профессия — интерпретировать существующую действительность и истолковывать те силы, что соединяют все воедино.

Облако, — высказался он, — должно быть, какое-то смещение во времени. Скорее всего такое смещение за существование нашей реальности, Земли, происходило много раз за века. Что-то наподобие эха, — продолжил он свою мысль, — эха космического явления, по коридорам времени докатившегося до нас. Постепенно время придало ему вот эту прочную форму нынешнего существования. Такое не случается мгновенно. Это во времени должно случиться где-то на пути человечества, и, как всякое эхо, оно постепенно затихнет.

Эрик вскочил на ноги.

— У тебя есть какие-нибудь фотокамеры?

— «Лейка», — ответил удивленный Макгиверн.

— Дай. И немного пленки. Возможно, у нас осталось не так уж много времени.

И покуда Макгиверн заряжал камеру, Эрик кинулся к скафандру, думая лишь о том, чтобы не упустить время и сделать все задуманное.

Он вылез из воздушного шлюза. Сразу ощутил, что воздух здесь значительно плотнее земного, однако шлем помешал бы пользоваться камерой. Тяжело опустился на землю и с трудом сделал вдох. Опьяняющая свежесть воздуха, совсем не такого, кок этот баллонный, охватила Эрика. Конечно, это же атмосфера Марса миллион лет назад! Однако вот оно, нескончаемое море марширующих фигур. И камера моментально заработала, запечатлевая людей невообразимо далекого прошлого. Это был случай, с которым встречаются раз в тысячу, нет, в миллион лет.

Эрик проворно двигался вдоль марширующих, и камера улавливала все, что можно назвать наивысшим проявлением человеческих чувств, — страх и горе, ликование и трагизм, гнев и решимость, ненависть, сожаление — все это выражалось на лицах и в глазах чужаков. Пленка запечатлела на все века не только человек имеет монополию на чувства.

И куда стремилась эта масса людей? Какая судьба завершит их долгий утомительный путь?

А затем Эрик увидел город у подножия горной цепи. Изящные очертания высоких зданий с мягким, струящимся освещением. И воздух вокруг, казалось, шептал что-то, словно мелодичный бриз.

Почему же в глазах марширующих беспокойство?

Неожиданно колонны остановились. Гул беспокойства наполнил воздух пустыни. Эрик оторвался от камеры и принялся вглядываться вперед.

Он увидел страх в глазах этих существ.

Мощное зарево света занялось над горами и словно потекло к ним. Приближающаяся волна света сдавила, а затем разорвала воздух. Времени на раздумья не было. В мощнейшей световой волне все точно растаяло, и перед глазами повис непрестанно пульсирующий золотой занавес. Казалось, сама субстанция космоса вопила в предсмертной агонии, и от этого мозг Эрика разрывался на части. Он закричал, пошатнулся и упал среди этого воющего хаоса звуков.

Уже трудно было что-нибудь разглядеть. Этот мир словно растворялся и исчезал, подобно кинокадрам. Лица маршировавших сливались в какую-то тусклую серую массу, как тогда, когда облако еще лежало на поверхности пустыни.

Сознание смутно подсказывало Эрику причину появления эха. Это не случайный дефект в субстанции времени, а брешь, пробитая невообразимым чудовищем, порожденным войной, которая потрясла субстанцию времени и вырвала этот осколок и беспомощно уронила его в тысячелетия.

Дышалось все тяжелее и тяжелее. Разумеется… эхо затихало скорее, нежели разрасталось. Атмосфера почти пришла к нормам Марса. Значит…

Он проклинал себя за то, что оставил на корабле шлем и баллоны с кислородом. Чертовская торопливость… Он лежал и сражался за каждый глоток воздуха; он понимал, что сознание оставляет его, и последней мыслью было покрепче сжать в руках камеру. А затем он провалился на самое дно глубокого колодца…