Фланнери О'Коннор - Царство небесное силою берется

А потом возле сарая он увидел негра верхом на муле. Мул стоял смирно: и он, и негр были словно высечены из камня. Мальчик резко взял с места и пошел вперед через поле, подняв над головой кулак в знак то ли приветствия, то ли угрозы, но через секунду разжал кулак, помахал рукой и сорвался на бег. Это был Бьюфорд. Теперь можно будет пойти к нему домой и поесть.

При одной только мысли о еде он остановился, и его свело судорогой тошноты. Ужасное предчувствие сковало его. Он стоял, бледный как смерть, и чувствовал, как внутри разверзается бездна, как она увеличивается и окружает его со всех сторон, увидел пустые серые пятна, сквозь которые просвечивала чужая страна, на землю которой он поклялся никогда не ступать. Он машинально двинулся вперед. Он вышел на твердый утоптанный двор в нескольких футах от смоковницы, но его взгляд тут же пошел по кругу, задержавшись на сарае, потом на линии леса за ним, — и вернулся назад. Он знал, что следующее, что ему предстоит увидеть, будет зияющая недорытая могила почти у самых его ног.

Негр пристально смотрел на него. Мул двинулся к мальчику. Когда Таруотер наконец заставил себя перевести взгляд, он сначала увидел копыта мула, а потом висевшие по бокам ноги Бьюфорда. Сверху на него с нескрываемым презрением смотрело коричневое морщинистое лицо.

Их разделял недавно насыпанный могильный холмик. Таруотер опустил на него взгляд. Из голой земли в головах могилы торчал грубо сработанный темный крест. Руки мальчика нехотя разжались, как будто он уронил что-то, что держал всю жизнь. Наконец его взгляд остановился в том месте, где деревянный крест уходил в землю.

Бьюфорд сказал:

— Это благодаря мне он упокоился здесь. Я похоронил его, пока ты валялся пьяный. Это благодаря мне вспахана вся его кукуруза. Это благодаря мне стоит у него в головах символ Спасителя нашего.

Казалось, что у мальчика остались в живых только глаза, которые впились в основание креста так, словно пытались протиснуть взгляд вдоль деревянного темного бруса, под землю, туда, где возле его корней обретались все мертвые мира.

Негр сидел и смотрел в странным образом потухшее лицо мальчика, и ему вдруг сделалось как-то не по себе. Кожа на лице мальчика натянулась, а когда он поднял взгляд от могилы, глаза его как будто увидели вдали что-то, что приближалось к ним обоим. Бьюфорд обернулся. За его спиной вплоть до самого леса простиралось быстро темнеющее поле. Когда он снова повернулся лицом к мальчику, тот взглядом чуть не буравил воздух. Негр вздрогнул и ни с того ни с сего всем телом ощутил страшное, почти невыносимое напряжение. Ему показалось, то воздух горит и жжет ему кожу. Его ноздри дернулись, он что-то пробормотал, развернул мула и поехал прочь.

Мальчик так и остался стоять, и в глазах у него по-прежнему отражалось пустое поле, через которое уехал негр. Оно больше не казалось ему пустым. На нем было полно народу. Повсюду, на каждом склоне, сидели расплывчатые фигуры, и, глядя на них, мальчик увидел, как из одной-единственной корзины насытились тьмы. Он долго вглядывался в каждую тень, но никак не мог найти того, кого искал. А потом он увидел его. Старик как раз собрался присесть, прямо на землю. Когда тот уселся и устроился поудобней, мальчик всем телом подался вперед и понял наконец, в чем суть его голода, понял, что его голод ничем не отличается от голода старика и ничто земное не насытит его. Его голод был настолько огромен, что он один мог бы съесть все эти хлеба и рыбы, после того как Господь преумножил их.

Он стоял, весь устремившись вперед, но в надвигавшейся темноте видение тускнело. Спускалась ночь, и постепенно между ней и землей осталась только тонкая красная полоска, а он все стоял и стоял. Голод уже не причинял ему боли. Теперь он волной поднимался в нем сквозь время и тьму, поднимался сквозь столетия, и мальчик знал, что этот, голод пришел к нему вдоль по длинной череде поколений, передаваясь тем, кто был избран, чтобы терпеть его и не дан, ему угаснуть, тем, кто всю жизнь скитался по миру, пришельцам из страны чужой и яростной, где царит безмолвие, разрушить которое можно, только прокричав слово истины. Он чувствовал, как этот голод, берущий начало свое из крови Авеля, поднимается и поглощает его. Он развернулся вокруг своей оси и бросился к лесу, куда снизошло с небес, разрастаясь и пронзая ночь, золотисто-красное огненное дерево, которое, единожды зажженное, готово было раз и навсегда поглотить тьму в одной отчаянной вспышке ослепительного света. У мальчика перехватило дыхание. Он знал, что перед ним тот самый огонь, что окружил Даниила, что вознес Илию над землей и говорил с Моисеем, и что через мгновение он заговорит и с ним. Он пал ниц и, уткнувшись лицом в землю могильного холма, услышал приказ: СТУПАЙ ПРЕДУПРЕДИ ДЕТЕЙ БОЖЬИХ О МИЛОСТИ СКОРОЙ И НЕИЗБЕЖНОЙ. Слова были безмолвны, как семена, которые одно за другим открывались и проросли в его крови.