Фланнери О'Коннор - Мудрая кровь

— Мистер Моутс, — произнесла она заплетающимся языком. — Зачем это? Так не делают.

Он очнулся.

— Зачем эта проволока? — проговорила она. — Так не делают.

Он принялся застегивать рубашку.

— Так делают.

— Нет, это ненормально. Это вроде тех жутких историй, это то, чего люди больше не делают — варятся в кипящем масле, становятся святыми или замуровывают кошек. Люди так больше не делают.

— Делают, раз я делаю.

— Люди так не делают, — повторила она. — Да и зачем это вам?

— Я не чист, — сказал он.

Она стояла, уставившись на него, забыв про разбитую посуду под ногами.

— А, ясно, — сказала она, — вы испачкали кровью рубашку и кровать. Вам надо нанять прачку…

— Не о той чистоте речь, — ответил он.

— Чистота одна, мистер Моутс. — Она взглянула на валявшиеся на полу осколки и пищу, вышла и тут же вернулась с совком и шваброй. — Гораздо легче истекать кровью, чем потом, мистер Моутс, — сказала она Самым Саркастическим тоном. — Если бы вы не верили в Иисуса, вы бы не занимались такими глупостями. Вы, должно быть, обманули меня, когда говорили про свою церковь. Не удивлюсь, если вы агент Папы Римского — или еще с какими глупостями связаны.

— Мне не о чем с вами разговаривать. — Закашлявшись, он перевернулся на живот.

— Кроме меня, о вас некому заботиться,— напомнила она.

Поначалу она решила выйти за него замуж, а потом отправить его в сумасшедший дом, но потом план изменился: выйти замуж и оставить его у себя. Она уже привыкла смотреть на его лицо; ей казалось, она сможет когда-нибудь одолеть тьму и увидеть то, что он скрывает. Теперь она решила, что медлить нельзя, и нужно заполучить его именно сейчас, пока он болен, или никогда. Грипп он переносил очень тяжело и едва держался на ногах, когда вставал; началась зима, дом продувало со всех сторон, ветер свистел так, что казалось, воздух рассекают острые ножи.

— Ни один человек в здравом уме носа не высунет в такую погоду. — С этими словами она заглянула в его комнату как-то утром в один из самых морозных дней. — Слышите, какой ветер, мистер Моутс? Вам очень повезло, что вы живете в теплом доме и есть кому о вас позаботиться. — Она произнесла это необычно сладким голосом. — Немногим слепым и больным выпадает такое счастье — чтобы кто-то о них заботился. — Она села на краешек стула у двери, расставила ноги, положила руки на колени. — Я хочу сказать, мистер Моутс, что, конечно, немногим людям выпадает такое счастье, как вам, но мне, знаете, так тяжело подниматься по этим ступенькам. Это меня совсем выматывает. И вот я думаю, что бы такое предпринять…

До этого момента он неподвижно лежал в постели, но тут резко сел, словно почувствовал в ее словах угрозу.

— Я знаю, — продолжала она, — вы не хотели бы потерять эту комнату. — Тут она сделала паузу, ожидая, какое впечатление произведут ее слова. Он повернулся к ней. Наконец-то она была твердо уверена, что он ее слушает. — Я знаю, что вам нравится здесь, вы не хотели бы уходить отсюда, вы больны и нуждаетесь в уходе, не говоря уж о том, что вы слепой. — Она явственно слышала стук собственного сердца.

В ногах кровати была свернута его одежда, он потянулся к ней и стал поспешно натягивать вещи прямо поверх ночной рубашки.

— Вот я и думаю — как бы так устроить, чтобы и у вас были дом и забота, и мне не пришлось бы подниматься по этим ступенькам. Что это вы одеваетесь, мистер Моутс? Не пойдете же вы на улицу в такой холод? И вот о чем я подумала, — продолжала она, наблюдая, как он одевается, — есть у нас с вами единственный выход: пожениться. Я бы никогда не решилась на это просто так, но тут речь идет о слепом и больном человеке. Если мы не будем помогать друг другу, мистер Моутс, никто нам не поможет. Никто. Мы одиноки в целом мире.

Костюм из ярко-голубого превратился в темно-серый. Панама, лежавшая на полу, рядом с обувью, пожелтела. Надев панаму, он стал натягивать ботинки, полные камней.

— У каждого человека должен быть свой дом, — сказала она, — и я хочу, чтобы и мы с вами зажили одним домом, чтобы у вас было где жить, мистер Моутс, и вы могли бы ни о чем не заботиться.

Его трость тоже лежала на полу рядом с ботинками. Он нащупал трость и медленно пошел.

— В моем сердце приготовлено для вас место, мистер Моутс, — объявила она и вправду ощутила, что сердце качается, точно клетка с птичкой; было непонятно, куда он идет: то ли к ней в объятья, то ли мимо. Он прошел мимо без всякого выражения на лице и вышел из комнаты. — Мистер Моутс! — Она резко повернулась на стуле. — Я не позволю вам остаться здесь, если вы не примете мое предложение. Я не могу подниматься по лестнице. Мне от вас ничего не надо. Я просто хочу вам помочь. Кто о вас позаботится, кроме меня? Всем наплевать, живы вы или умерли. Вам негде жить — только у меня.