— Тогда в больницу.
— Ей не нужна тюрьма, гостиница или больница. Ей нужен дом.
— Но не мой, — отрезал Томас.
— Только на эту ночь, — вздохнула старая дама. — На одну ночь.
Минуло восемь дней. Маленькая шлюшка обосновалась в комнате для гостей. Каждый день мать ходила искать ей работу и жилье, но безуспешно — хозяйка пансиона уже успела распустить слухи. Томас окопался в своей спальне и кабинете. Его дом был для него и жилищем, и рабочим местом, и храмом — таким же интимным и необходимым, как панцирь для черепахи. Он и поверить не мог, что все обернется таким кошмаром. На его лице утвердилось оскорбленное выражение.
По утрам, встав с постели, девчонка принималась петь блюзы, трепетные волны ее голоса расходились по всему дому, то взмывая, то падая, словно имитируя жаждущую удовлетворения страсть, и Томас вскакивал из-за стола и затыкал уши ватой. Но спастись от девчонки было невозможно. Она появлялась всякий раз на его пути, когда он выходил из комнаты и спускался на другой этаж. Стоило ему выйти на лестницу, как тут же появлялась она и проходила мимо, жеманно ежась, или же шла за ним, трагически вздыхая и распространяя запах мяты. Казалось, ее только подстегивает ненависть Томаса, и ей нравилось подогревать это чувство, словно оно добавляло сияния ее мученическому ореолу.
Отец — маленький, похожий на осу в своей пожелтевшей панаме, полосатом полотняном костюме, розовой рубашке, которую он упорно не позволял стирать, и узком галстучке, — появлялся, стоило только Томасу сделать перерыв в работе, и, присев на корточки, начинал дребезжащим голосом поучать его: Положи этому конец. Сходи к шерифу.
Шериф был точной копией отца, разве что носил клетчатую рубашку, техасскую шляпу и был лет на десять моложе. Такой же пройдоха, он искренне обожал старика. Томас и его мать сторонились шерифа, опасаясь стеклянного выражения его бледно-голубых глаз. Томас продолжал надеяться, что все каким-то чудом решится само собой.
Пока в доме находилась Сара Хэм, даже еда казалась ему отвратной.
— Томси меня не любит, — сказала она на третий или четвертый вечер за ужином и недовольным взглядом окинула плотную фигуру Томаса, на лице которого застыло такое выражение, словно он страдал от нестерпимой вони. — Он не хочет, чтобы я тут жила. Никому я не нужна.
— Томаса зовут Томас, — поправила ее мать. — А не Томси.
— Это я придумала «Томси», — сказала она, — по-моему, классное имя. Он ненавидит меня.
— С чего ты взяла, что Томас тебя ненавидит? — спросила мать. — Мы не из тех людей, которые кого-то ненавидят, — добавила она, будто речь шла о недостатке, искорененном несколько столетий назад.
— Мне ли не знать, когда я не нужна, — продолжала Сара Хэм. — Они даже в тюрьме меня видеть не хотели. Интересно, если я покончу с собой, понадоблюсь ли я Господу?
— А ты попробуй, и посмотрим, — буркнул Томас. Девчонка издала нечто среднее между смешком и стоном. Внезапно ее лицо скривилось, и всю ее затрясло.
— Лучший выход, — выговорила она, клацая зубами, — покончить с собой. Тогда я никому не буду помехой. Я попаду в ад и не буду мешать Богу. Но даже дьяволу я не нужна. Он выгонит меня из ада… Нет, даже в аду… — Она заревела.
Томас встал, взял тарелку, нож и вилку и отправился доедать ужин в кабинет. Больше он ни разу не ел в столовой, и мать накрывала ему на столе в кабинете. Пока он ел, отец незримо присутствовал рядом. Он появлялся, качался на стуле, оттягивал на груди подтяжки и гнул свое: Меня бы она никогда не выгнала из-за стола.
Как-то вечером Сара Хэм полоснула кухонным ножом по запястью и закатила истерику. Томас, сидевший после ужина в кабинете, слышал визг, крики, потом торопливые шаги матери. Он не шелохнулся. Первый всплеск надежды — он решил, что девчонка перерезала себе горло — миновал, когда он осознал, что в таком случае она не смогла бы так вопить. Он вернулся к своему дневнику, а крики тем временем утихли. Вскоре появилась мать, в руках она держала пальто и шляпу.
— Нам надо отвезти ее в больницу. Она пыталась покончить с собой. Я наложила повязку. Боже мой, — воскликнула она,— представь только, каким несчастным надо быть, чтобы решиться на такое.
Томас мрачно поднялся, надел пальто и шляпу.
— Мы отвезем ее в больницу и оставим там.
— И вновь доведем ее до отчаяния, — вскричала старая дама. — Томас!
Он стоял посреди комнаты, прекрасно понимая, что наступил момент, когда нужно действовать: паковать вещи, уезжать из этого дома, — но так ни на что и не решился.
Читать дальше