Ульрих Бехер - Сердце акулы

— Эй, Бартоло! — во весь голос крикнул Кроссмен.

— Professore, professore! - отозвался звучный баритон.

Юный бог в серой рваной майке прыгнул с берега на пирс, размахивая руками, покрытыми татуировкой. Кроссмен о чем-то с ним договорился. Зажав зубочистку в уголке рта, юный бог озабоченно поглядывал на море.

— Mare in tempesta, professore [22] На море волнение, синьор (итал.). , — сказал он и добавил что-то еще. Пожал плечами, кивнул. Застенчиво улыбнулся, прыгнул с пирса на берег.

— Ветер переменился, — сказал Кроссмен. — Через десять минут отходим.

— Он, как будто, сказал, что штормит?

— Да. Но сирокко стихает.

— И это он называет штормом? Мне показалось... или он, хи-хи, действительно со страхом поглядывал на море?

— Может быть, — рассеянно ответил Кроссмен и вытащил из кармана трубку.

— Вот и Стромболи для них страшнее преисподней. Мне раньше не приходилось слышать, что они... Они что, вообще малость трусоваты, эти сицилианцы?

— Может быть. К счастью для них. Осторожность — мать мудрости. Храбрость... Часто она — всего лишь погремушка, которой отгоняют страх. Бартоло отлично ходит под парусом.

— Куда же мы поплывем?

— На Вулькано.

— Мой любимый остров! — Лулубэ задохнулась от радости.

— Тем лучше, — сухо заметил он.

— Я уже плавала туда, в Порто Леванте, на лодке.

— Бартоло берется за весла только в штиль. С парусом он управляется как настоящий яхтсмен. Мы с ним обшарили все эти Эолийские острова, когда я начинал поиски... — Он замолчал.

— Почему здесь так часто встречается имя Бартоло? — поспешила заполнить паузу Лулубэ. — И площадь Бартоло, и нашего проводника по горам звали Бартолино.

— Бартоло — то есть Бартоломео, святой Варфоломей, сын Фолмая, апостол Иисуса Христа и покровитель Эолийских островов. Согласно легенде, был замучен в Аравии, гроб с его... э-э... телом волны вынесли на берег Липари. — Он глядел на море за часовней, к которому постепенно возвращался сапфировый блеск, море уже очистилось от коричнево-желтой пены. — Старая песня: мученичество за веру. — Кроссмен опять говорил без всякого выражения. — Один приплывает в гробу, другой в гробу уплывает — между этими событиями две тысячи лет, пустяк — с нашей точки зрения.

— Йен! Ты ведь сказал, что я должна помочь тебе?

— Конечно.

— Тогда не думай сейчас об этом.

— Приложу все усилия.

Запах тухлой рыбы улетучился, зато с моря потянуло чем-то странным — так пахнет в зоопарке. Лодка была длинная, как челны на Верхнем Рейне, с мачтой, к которой крепилась веревочная лестница, и одним прямоугольным коричневато-розовым залатанным парусом. На носу была еще одна лесенка, деревянная, с перекладинами, — как в зверинце у медведей. Между мачтой и местом рулевого на корме был навес из почерневшего брезента. Бартоло, деловитый юный бог, одетый в рванье, перекрестился, глядя на Вулькано и его маленького братца Вульканелло. Впрочем, Лулубэ едва замечала Бартоло, несмотря на то что Кроссмен здесь, на борту, держался с ней почему-то отчужденно. (Словно никогда не целовал ее с дикарской страстью!)

Он стащил сапоги и, оставшись в белых носках, передвигался по лодке удивительно уверенно и даже почти красиво, ловко пробираясь, нагнувшись, под брезентовым навесом.

— Были моряком, Йен?

— Как вы догадались, lady?

«Он со мной больше не на ,,ты“!»

— Потому что.., вы так уверенно ходите.

— Художники наблюдательны. — Он затянулся, не замечая, что трубка не набита. — Верно. Отсутствие твердой земли под ногами было когда-то для меня привычным делом. В девятнадцать лет попал в Королевский британский флот. Доменико Априле... Однажды в воскресенье, в апреле военного сорок третьего года, в нескольких милях от Роки-Банк, мы, шестьдесят человек, на подводной лодке, — класс «А», водоизмещение тысяча сто двадцать тонн, — целых десять часов слушали пение ангелов, только не на небесах...

— Вы были матросом на подводной лодке!

— Привык тогда к отсутствию неба над головой. Потому мне было сравнительно легко сделаться, как сказали мистер и миссис Туриан, «новым пещерным человеком Кроссменом». — Он стоял на носу лодки, положив руку на захватанную перекладину «лесенки для медведей». — Знаете, что это за штука? Упор, с которого бьют рыбу-меч. В июле у этих рыб медовый месяц, и ради любви они поднимаются из глубин на поверхность моря. Тут-то их и бьют... Вы когда-нибудь видели влюбленную пару этих рыб?

— Нет.

— Замечательно красивое зрелище. Достойно кисти художника. Нескромный вопрос: в Швейцарии можно сносно прожить, если зарабатывать живописью?