Узкая коса плато, зажатая между массивным замком и ущельями, где змеилась тропинка, была покрыта коротко подстриженным и упругим газоном, зеленый, сверкающий цвет которого очаровывал глаз. Казалось, ни одной тропинки не было на нем протоптано: двери замка открывались прямо на мягкий ковер лужайки, и эта странная особенность в сочетании с архаическим и сложным рисунком замка чрезмерно удивила Альбера.
Между тем не успел он сделать несколько шагов по газону, как один из слуг замка молча вышел навстречу ему. Фигура этого бретонца, поступь которого по немыслимо гладко подстриженной лужайке невольно была облечена в своеобразное величие, казалась сурово неподвижной. С почтением поклонился он Альберу и двинулся впереди него по направлению к замку.
И тогда Альбер заметил, что необычное внутреннее устройство, которое вид фасада подсказывал воображению, [49] Замок Арголь — священное место, путь к которому труден, так же как и путь к познанию. Грак аллюзивно пытается передать идею священности этого места: замок находится на возвышении, недалеко от кладбища, при его описании автор прибегает к прилагательным «вертикальный» и «горизонтальный», пересечение подобных линий образует крест.
не опровергалось внутренним расположением комнат. Посетитель попадал сначала в высокую сводчатую залу с полукруглой аркой, пространство которой было организовано тремя рядами пилястров. Шедшее от низких, видимых на фасаде бойниц боковое освещение, которое уходящее солнце делало зримым в длинных, горизонтальных полосках танцующей золотистой пыли, образовывало вместе с белыми колоннами светящуюся в высоких сводах сеть, нереальная и изменчивая игра которой не позволяла глазу охватить истинную глубину пространства. В этой зале нельзя было обнаружить никакой мебели, но повсюду пышные меха и обитые азиатским шелком подушки, наваленные возле стен и оголенных пилястров, говорили о причудливой роскоши, создавая ощущение одновременно обилия и небрежности: словно то был ночной бивуак Золотой Орды в белом византийском храме. [50] Белые стены византийского собора — еще один намек на священность замка. Смешение готических и азиатских элементов в описании фасада и внутренних помещений замка, асимметричность окон, заканчивающиеся стеной лестницы и т. д., - образ замка, трехмерного лабиринта создает романтически-сюрреалистическую атмосферу сна и мечты, царящей в романе.
Из залы шли низкие и неизменно извилистые коридоры, разрезаемые крутыми лестницами и рампами, изобиловавшие сокровенными уголками и поворотами, которые словно прожилки проходили сквозь гигантский корабль замка, представлявшего собой, таким образом, картину трехмерного лабиринта. Большая часть комнат, казалось, была лишена конкретного предназначения: столы эбенового дерева, диваны, обитые темной кожей, роскошные гобелены были разбросаны повсюду, по всей видимости, без всякого определенного плана. Мебель поражала своей постоянной готовностью к употреблению. Длинная и низкая столовая была облицована плитами из красной меди с врезанными в них четырехугольными хрустальными зеркалами; другая массивная медная плита служила столом, большие охапки тускло-красных цветов сверкали на голых стенах. Желтые лучи уходящего солнца, касаясь на мгновение брони кровавого металла, извлекали из него мощную гармонию: цветочные массы матово-красного цвета казались на ней чуть ли не глыбами тьмы, эмблемами торжественной и гордой меланхолии. Между тем тяжелые всполохи прокрадывались на эти стены с появлением облаков, мутные и липкие лужицы густого света появлялись на столе, на нежной оправе зеркал, и блеск этого жесткого металла, этих враждебных стен заставлял душу сокрыться внутри самой себя и словно превращал мысль в пламя, жгучее, острое и пронизывающее, словно стальное лезвие. Альбер прошел тогда в большую залу, и здесь ему стоило большого труда сдержать свое удивление. Эта зала была гораздо более просторной, чем другие комнаты замка. В особенности ее высота была по крайней мере в три раза больше высоты остальных комнат: ее потолок, кажется, образовывала верхняя терраса замка, и комната имела вид гигантского колодца, пронизывающего сверху донизу все здание. Мебель залы, совершенно раздавленная высотой, казалась присевшей на корточки на полу; то были белые и серые, наваленные друг на друга меховые шкуры, образующие низенькие диваны, эбеновые и перламутровые столы, изящные резные вещи бретонского дуба, низкие и глубокие, обтянутые гобеленом кресла с набросанными на них подушками светло — желтого цвета, такого яркого, что от них исходил словно фосфоресцирующий свет, о котором могут дать представление лишь некоторые картины Гогена. [51] Поль Гоген (1848–1903) — французский живописец, утверждал принципы формализма в живописи во имя отвлеченной, условной гармонии красок и линий, деформировал образы реального мира, сводя их к декоративному сочетанию плоских красочных элементов.
Читать дальше