Юсуф Шаруни - Современный египетский рассказ

— А ты брось этот трон. Ты же устал, измучился. Разбей его или сожги. Ведь этот трон сделан для того, чтобы служить людям, а не для того, чтобы люди служили ему.

— Что ты? Как я его брошу? Я должен донести. Ведь это мой хлеб!

— Но ты падаешь от усталости, и поясница у тебя вот-вот переломится! Давно надо было скинуть с себя ношу. Брось этот трон!

— Ты не носильщик и потому не понимаешь, а я головой за трон отвечаю и должен выполнить приказ господина.

— И до каких пор ты намерен его таскать?

— Пока не получу приказа от Птаха Ра.

— Но он наверняка уже давно умер!

— Тогда от его преемника или наследника, которому он передал свой приказ.

— Ладно. Тогда я приказываю тебе — сними с плеч этот трон!

— Слушаю и повинуюсь. Только скажи: ты родственник господину Птаху Ра?

— К сожалению, нет.

— Тогда, может быть, он передал тебе свой приказ?

— Нет.

— В таком случае, извини, мне надо идти…

Человек повернулся и зашагал дальше. Меня душили гнев и злость. Я крикнул, велел ему остановиться: я заметил, что к сиденью трона было прикреплено что-то вроде таблички или надписи. Оказалось, это кусок газельей кожи, на которой виднелась старинная полустертая надпись. Я с трудом разобрал ее:

«Носильщик трона, ты много потрудился на своем веку. И вот пришло время, чтобы этот великолепный и не имеющий себе равных по красоте трон послужил тебе. Отныне он твой. Возьми его, отнеси в свой дом и поставь в самый почетный угол. Ты можешь сидеть на нем и отдыхать, сколько захочешь. А после твоей смерти он достанется твоим детям».

Так вот каким был приказ господина Птаха Ра, уважаемый носильщик! Справедливый приказ. И отдан он был в тот самый момент, когда господин твой вручил тебе трон. Приказ был скреплен подписью и заключен в картуш. Задыхаясь от радостного волнения, я сообщил об этом носильщику. Ведь с того мгновения, как я его увидел и узнал его историю, я сам чувствовал себя носильщиком, пронесшим через тысячелетия тяжелый трон, я даже ощущал боль в пояснице. Теперь я испытал радость долгожданного освобождения.

Человек слушал меня, склонив голову, и ни один мускул не дрогнул в его лице — он терпеливо ждал, когда я окончу говорить. А я-то думал, что он будет вне себя от радости! Ничего подобного.

— Приказ над твоей головой, вот он! И написан давным-давно!

— Так ведь я не умею читать.

— Но я же тебе прочел!

— Я поверю только тому человеку, у которого есть с собой приказ. У тебя есть приказ?

И когда я не ответил, сердито проворчал, поворачиваясь ко мне спиной:

— Вот люди… только задерживают… а ноша такая тяжелая, за день в один конец города едва успеваешь донести…

Я стоял, наблюдая за ним. Трон снова поплыл над головами прохожих, медленно, важно, — казалось, он двигался сам собой. Человек же снова превратился в его тонкую пятую ногу — ногу, которая, однако, была способна нести эту махину.

Я стоял, наблюдая, как носильщик удалялся, тяжело дыша и обливаясь потом. Стоял в растерянности, не зная, что делать. Догнать его и убить, чтобы дать выход распиравшему меня гневу? Или силой сорвать с его плеч этот трон и принудить его к отдыху? Злиться на него или жалеть его?

Или обратить свой гнев на самого себя за то, что у меня нет приказа?

Пер. В. Кирпиченко

— Папа…

— Ну что?

— Мы с моей подружкой Надией всегда вместе.

— Это хорошо, детка.

— И в классе, и на переменках, и в столовой.

— Прекрасно. Она такая милая, воспитанная девочка.

— Но на урок закона божия я иду в один класс, а она в другой.

Отец взглянул на жену, вышивавшую скатерть, и увидел, что она улыбается. Тогда он сказал, тоже с улыбкой:

— Это ведь только на время урока закона божия.

— А почему так, папа?

— Потому что у тебя одна вера, а у нее — другая.

— Как это?

— Ты мусульманка, а она христианка.

— Почему, папа?

— Ты еще маленькая, поймешь, когда вырастешь.

— Я уже большая.

— Нет, детка, ты еще маленькая.

— А почему я мусульманка?

Да, тут нужно проявить терпение и осторожность, чтобы не подорвать сразу же современные методы воспитания.

— У тебя папа мусульманин, мама мусульманка, поэтому и ты мусульманка тоже.

— А Надия?

— У нее папа христианин и мама христианка. Поэтому и она христианка.

— Это потому, что ее папа носит очки?

— Нет, очки тут ни при чем. Просто ее дедушка тоже был христианин.

Он станет перечислять предков до бесконечности, пока дочери это не наскучит и она не заговорит о другом. Но она спросила: