Мирча Кэртэреску - За что мы любим женщин (сборник)

По утрам я натужно делал подстрочники, все бредовее и бредовее, после обеда сидел между двумя поэтессами, чтобы они не подрались, как дикие кошки (они по-прежнему не разговаривали друг с другом, только по очереди фыркали с презрением, когда читались стихи другой, и по временам отводили меня в сторонку, чтобы поведать о компромиссах товарки, политических и сексуальных, во времена ушедшего режима), а вечерами только и ждал, как бы вернуться к моей овечке, терпеливой и жаркой. Через десять дней я был сыт по горло видами Ирландии (то есть ноябрьским инеем и туманом). Только ее звездные ночи были по-прежнему несравненными и пугающе прекрасными. Хоть умри под этим крутым небом, по которому звезды были рассыпаны, как порошок чистого героина… Дело шло к концу: сборник стихов готов и искусно введен в один из первых лэптопов, которых я раньше не видел. Толстый, как полено, и с черно-белым экраном, мне он все равно казался чудом. Переводы, конечно, удивляли, но не больше, чем дети, сделанные по пьянке. Если перевести наши стихи обратно на румынский, получилось бы нечто невиданное в румынской литературе… Но какая разница? В последний вечер ребята пришли навеселе с электрическими гитарами и подружками, которые едва держались на ногах, и спели нам не что иное, как

Но это прозвучало гениально по сравнению с нашим ответом — потому что и нас призвали спеть что-нибудь специфически румынское… В ходе поспешного совета с поэтессами-антагонистками выяснилось, что единственная песня, которую мы знаем все трое, это «Люди добрые так пьют», которую мы в конце концов и исполнили на три голоса, разнящиеся еще больше, чем наши поэтические стили. У одной поэтессы было контральто, напоминающее звуки пилы, а другая, более мужеподобная, удивила ирландцев голосом кавернозным и разухабистым. Братцы-святцы, луны-буны — вероятно, это звучало дико для слуха земляков Леопольда Блума… Потом мы разгулялись, побратались, расцеловались и плясали глубоко за полночь. Билли, который сдержал слово относительно бутылки виски (Джеймсон) продекламировал нам без счету стихов на гаэльском, которые звучали так же дико, как наши «люди добрые». Я тоже, сев в уголок, приложил все силы, чтобы стать чистокровным ирландцем «хотя бы на одну ночь», но вышел разве что в полукровки.

Однако похоже, что моя добрая воля была оценена, потому что… в ту ночь меня навестила графиня! Легенда подтвердилась, ей-богу! Графиня не была туманной и нематериальной, не звенела цепями и не стучала кулаками в стекло (let me in, let me in etc.), но все же была по-своему из ряда вон выходящей. Примерно через час после того как я плюхнулся, на сей раз одетым, к моей овечке под балдахин, меня разбудил скрип тяжелой двери в спальню. И тут я увидел графиню, скользнувшую внутрь, с одной стороны ее ярко освещали звезды, с другой она оставалась темная и загадочная. Овца полетела в сторону и с глухим стуком упала на пол. Графиня забралась ко мне в постель, от нее убийственно разило виски. Графиня положила руку мне между ног и сунула мне в рот свой язычок с железякой посередине. Я прижал к груди голову графини и обнаружил, что ее прическа разделена на множество жестких прядей с высохшим фиксатором. Я нащупал под блузой графини ее соски, и в одном из них обнаружил медное колечко. Я стащил с графини трусы и тронул жесткий пучок волос. Я слушал шепот графини, хриплый и страстный: fuck up, fuck down. Я сжал в ладонях ягодицы графини, и они были ледяные (правда, потом согрелись). Всю ночь я входил в графиню, много раз и с разных сторон, пока графиня не заурчала от удовольствия в недрах постели в недрах спальни в недрах замка в недрах Ирландии, страны друидов, пива «Гиннесс» и Джойса. Утром графиня елозила с голым задом по постели, ища чулки. У нее были зеленые волосы. На одной ягодице графини было жирно написано маркером TAKE, а на другой ME. Потом надпись исчезла под одной одежкой, колечко под другой, железяка еще раз блеснула в «Bye!», и призрак испарился, как не бывало.

На рассвете у каменных стен замка я обнял на прощанье Билли, единственного, кто встал спозаранку, чтобы проводить нас. На миг он отложил ножницы для подрезки живой изгороди и сердечно спросил меня: «Have you finally seen the fucking countess?» Я еле видел его сквозь утренний туман. «I believe I did», — ответил я и направился к мощному «роверу», ждавшему нас у ворот. Поэтессы, которые так и не заговорили друг с другом, уже сидели в машине. Шофер пробормотал что-то на своем тарабарском английском и включил зажигание. Мы пробили туман въездной арки и выехали на шоссе. Опустевший замок Аннагмакеррига остался позади, а мы снова, как нелюди, двинулись по встречке, по извилистым дорогам Ирландии.