Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

Ищи уединения, думает Джелли Джелли почти не поддается эмоциям, она предпочитает думать. Леди Райс находит ее бесчувственной.

Ну а Анджелика — что же, у Анджелики всегда были друзья. Став леди Райс, она собрала вокруг себя всю окрестную богему, всех писателей, художников, скульпторов, ткачей, экспертов по кулинарии, телевизионных режиссеров, каких там можно было отыскать. Все, что ей требовалось после лет, проведенных в качестве поп-звезды среди людей, чьим излюбленным присловьем была фраза «понимаешь, о чем я?» (поскольку страсти и недоумения далеко превосходили их словарный запас), был обеденный стол. За одиннадцать лет эти обитатели богемы превратились в ее старых друзей. Даже Эдвин находил их бодрящим обществом и входил в дом со словами: «Кто сегодня придет к обеду? А? А?», вместо того чтобы спросить: «Что сегодня на обед?» Разговаривали они о книгах, фильмах, критических статьях, политике, мире образов и фантазий, а не о лошадях, собаках, погоде и видах на урожай, и требовалось держаться наравне с ними, но Эдвин тогда не жаловался. Эдвин читал книги, он читал стихи, хотя считал, что его ноги слишком длинны для театральных кресел, а в кино у него дергались колени.

Эдвин, разумеется, потом регрессировал к своему типу, к тому, чем он был прежде; оставил «ягуар» позади, вернулся к «рэндж-роверу» — к гавгавкающему безделью лисьей травли, к разрыванию на куски голодных зверьков; к пиф-паф-паф охотничьих ружей к возвращению на землю взмывшую к небу птицу мертвой или умирающей — просто чтобы показать, кто здесь кто. Мы — землевладельцы голубых кровей, носители традиций лисьей травли и охоты на фазанов.

Воображение приносит боль, вот почему благоразумные люди его не одобряют. Размышления выбивают из колеи, безмятежная уверенность помогает крепко спать по ночам. Если вы стреляете по диким созданиям, то более вероятно, что вы не застрелите свою жену, что вы вообще ее не лишитесь. В этих переменах в Эдвине, в этой его регрессии леди Райс винила Сьюзен и Ламберта чуть ли не больше, чем Антею. Антея как-никак объявила себя врагом без экивоков. Сьюзен притворялась подругой.

Анджелика стала поп-звездой по чистой случайности, объяснял Эдвин всем и каждому очень доверчиво в те теплые солнечные дни, когда остальным еще можно было доверять. Девочка-подросток с умом и темпераментом, неизмеримо превосходившими заурядность ее родителей, истинная редкость, талант; ее отец умирает, ее соблазняют, — разумеется, не в сексуальном смысле — она была совсем не такой; разборчивость — вот подлинное имя Анджелики. «Разборчивость — вот подлинное имя Анджи», — говаривал он, и Сьюзен кивала своей чуточку задранной головой, качнув колоколом густых белокурых волос; или смотрела на Анджелику блестящими птичьими глазами, нежно улыбалась и говорила: «Увы и ах! Я безнадежна, что угодно может сделать меня счастливой», и все мужчины вокруг хотели бы стать тем, кто делал бы ее счастливой, чтобы их причиндалы были бы этим «что угодно»; и порой Анджелика спохватывалась: а не входит ли Эдвин в число «всех мужчин»? Но, конечно же, нет — Сьюзен ее лучшая подруга. Лучшие подруги же не такие.

Анджелика в «Клэрмоне», решив, что ее сгубил избыток разборчивости, не звонит в обслуживание и не говорит, что поданный ей бутерброд ужасен, так не заберут ли они его и не заменят ли копченый бекон на некопченый. Она взяла себя в руки.

«У стные нападки», — заявил Эдвин. То есть что она нападала на него устно. Что он подразумевал? Леди Райс ломала над этим голову. И ломала. Она, по правде говоря, уже не придавала вопросу об алиментах такого значения, как раньше. Несмотря на все ее красивые слова, на вроде бы категоричность ее мнения на эту тему — она словно покорила некий горный пик истины, откуда дороги вниз нет, и вы вынуждены вечно вращаться вокруг собственных выводов, — вопрос этот перестал быть навязчиво-маниакальным. Она предоставит всю юридическую сторону Джелли; она бросит на Анджелику тяжелое бремя поисков старых друзей в попытке восстановить целостность своей личности до брака — глупой девчонки в кожаной куртке и с кольцами в носу, а сама и дальше будет решать задачу своей вины, своего возможного соучастия в крушении ее брака — не то что она верит, будто могла сыграть тут какую-нибудь роль, ни в коем случае, но просто раскаяние (или видимость раскаяния) может вернуть ей мужа; не то чтобы она очень этого хотела, нет, никогда…