Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

Неудивительно, что люди уповают на Иисуса. Иисус никогда не подводит. На этом краеугольном камне воздвигнута Церковь сия, если, конечно, оставить без внимания кое-какие исторические свидетельства, рукопись-другую Южных Морей. Рукопись Южных Морей — выражение это спаивает воедино Мыльный Пузырь Южных Морей, эту величайшую и скандальнейшую финансовую аферу, с Мертвым Морем — этой бесплодной безжизненностью, этой лужей горечи. Рукопись Южных Морей, символ утраченной веры.

Алименты — вот краеугольный камень, по мнению леди Райс, фундамент того будущего, которое ей остается; Анджелика строит планы, Джелли работает. Ангел трахается, Аякс допекает.

Л еди Райс, эта перфорированная, расщепленная личность, этот набор эго в одном теле, связанных лишь постольку-поскольку, сидела в номере «Клэрмона», кутаясь в шелковую накидку, купленную в отельном киоске, оплаченную кредитной карточкой сэра Эдвина, смотрела в зеркало, чувствовала себя одинокой, плакала и под конец не смогла сдержаться. «Мне этого не вынести!» — вскрикнула она, и это была правда. Большинство людей говорят, что не вынесут этого, и лгут: они выдерживают, потому что у них нет выбора. Но спазмы эмоциональной боли леди Райс были так сильны, что вынудили ее не выйти из себя, но загнали в гущу ее эго. Перфорация углубилась.

— Возьми себя в руки, ради всего святого! — сказала Джелли леди Райс. Но добавила более сочувственно: — День же был очень длинный и тяжелый.

— В будущем, — сказала Анджелика, — мы будем ездить домой на автобусе. Легче для нервов. И прекрати реветь, пока у нас глаза окончательно не покраснели и не распухли. Господи! Смотреть тошно.

— Пошли вниз в бар, — сказала Ангел, — подцепим богатенького бизнесмена. Проведем приятный вечерок. Немножечко секса, может, хорошего, может, так-сяк. Не спорю, тут есть риск. Если удастся — поймаем кайф и подзаработаем.

— Кайф? — переспросила леди Райс.

— Наркота, — сказала Ангел.

Леди Райс взвизгнула.

Леди Райс обнаружила, что достала свое лучшее белье и примеривает его, а Джелли разволновалась.

— И не думай! — сказала Джелли. — Тебе необходимо выспаться как следует. Тебе же завтра на работу!

Тут Ангел ущипнула Джелли у локтя, оставив мерзкий синячок, так что Джелли заткнулась, а Анджелика только в ужасе следила за ними, и леди Райс опять взвизгнула и провалилась целиком в свои раздельные части, так что от нее вроде бы ничего не осталось.

Она легла на кровать и предоставила остальным коротать вечер как уж получится.

Б армен улыбнулся Ангел. Он был молод и к тому же грек — томные карие глаза, белоснежная рубашка и брюки в обтяжку; он порхал из конца в конец стойки, выслушивая требования своих медленно движущихся клиентов. Ангел, оглядывая его небольшие мускулистые ягодицы, даже облизнулась. Чуть высунула кончик своего розового язычка и быстренько провела им по карминной помаде на губах.

Анджелика редко красилась. Джелли предпочитала мягкие тона и легкий намек на искусственность; Ангел нравилось все в большом избытке. Юбка у нее открывала ноги много выше колен, серебряные туфли были на очень высоких каблуках; посверкивала полоска нагого живота — куртку из черной кожи застегивала эмалевая роза, вещица, которую шейх мог бы купить в самом модном магазине очень везучей девушке.

Бармен кивнул на свободный столик в обшитом панелями углу, мягко освещенный. Бар был отделан в изящных розовых и серых тонах. Анджелике он внушал омерзение, Джелли была от него в восторге, а Ангел ничего не замечала, возбужденная прикосновением ее собственного языка к ее собственным губам. Кому теперь было какое дело до Эдвина, брака, несправедливости, алиментов, суда — все это принадлежало совсем другому миру.

— Я, собственно, обязан отваживать одиноких дам, — сказал бармен, — но при таком застое от вас может быть только польза.

Джелли вознамерилась сказать, что это возмутительно — оскорбление ее принципов: если одиноким женщинам нельзя, то почему можно одиноким мужчинам? Но Анджелика и Ангел не дали ей открыть рта. Ангел села со своим бокалом и небрежно вздернула юбку еще выше и вытянула ноги, чтобы показать их в самом выгодном свете. Пожилые надежно спаренные богачи, которые в этот вечер — такая жалость! — посещали бар, смотрели на них и отводили глаза, а жены смотрели на бармена, ища помощи, но он подставлял им спину, и двое-трое мужей позволили себе еще один-другой задумчивый взгляд.