Этой улицей мои родители шли в гости и возвращались из гостей. А ходили мы в один и тот же дом, к нашим друзьям. В маленький польский особняк. Дом окружал небольшой двор, в котором росла одинокая дикая груша.
В просторной с огромным окном гостиной был камин, в проигрывателе кружил антрацитовый Окуджава – на обложке пластинки старик с гитарой. Дряблый голос откуда-то со шкафа (там находились колонки) нащипывал гитару.
На столе появлялось угощение и бутылка белого вина. Хозяева и родители садились за стол. Начинался праздник. Взрослые о чем-то говорили, потрескивала пластинка. Я получал свою детскую долю еды. Счастливый, присаживался на околице стола. И не то чтобы мне нравилось исполнение или сами песни. Я дорожил тем потрясающим состоянием вселенского уюта, которое создавало это стариковское мурлыканье.
Когда-то я спросил: «Что такое Арбат?». – Мне ответили: «Улица в Москве. Очень красивая».
А потом всегда была обратная ночная дорога – из гостей. Мы шли как «часовые любви», те самые, о которых пел Окуджава. Над моей головой стелился хрипловатый голос отца: «Ах, Арбат, мой Арбат…» Франковский Арбат освещали фонари и близкие, желтые, как мед, звезды. Дул легкий, будто шелковый, ветер, и булыжники под ногами были теплыми.
«Арбатом» этот маршрут становился только с мая по октябрь – фактически черноморский курортный сезон. Кроме места и времени года, у Арбата были день недели и время суток. Он начинался в субботние сумерки и заканчивался воскресной ночью. Днем, зимой и осенью Арбат превращался в улицу имени Крупской. Арбат из песни мог быть только выходным, вечерне-ночным и зеленым, а никак не солнечным, осенним, облетевшим или усыпанным снегом.
В Ивано-Франковске больше нет Арбата, потому что нет улицы имени Крупской. Скорее всего мой арбатский маршрут назван именем очередного героя из СС «Гали чина».
В Москве для меня тоже не нашлось Арбата. Все мои редкие подростковые визиты в Москву как-то обходились без него. Только в июле 2007 года мне предстал настоящий Арбат. Что я ожидал увидеть? Конечно же, улицу Крупской, только в московском исполнении.
Реальность ужаснула. Какие-то лотки, матрешки, советские обесчещенные фуражки на продажу, горластые туристы. Точно выскочившие из преисподней черные, строительной породы, таджики, хохоча, взламывали отбойными молотками асфальт. Было жарко, шумно и грязно, и возникало ощущение близкого моря с мутной, тяжелой, как ртуть, портовой водой.
Арбат моего детства был уютным музеем тишины, камерным, как песни Шуберта. Московский Арбат смердел «Макдоналдсом». Вызывал желание держать руки возле карманов – повсюду крутилась зыркающая по сторонам сволочь подозрительного вида.
Где-то громко и плохо пели под гитару Цоя. Ворона деликатно ела йогурт из брошенного пластикового стаканчика. Хищного вида голубь, пасущийся возле лотка «Хотдога», жрал – именно жрал, а не поклевывал – кусок сосиски. Бородачи на рыбацких стульчиках малевали портреты. Создавалось ощущение, что именно они, бородатые, и сотворили весь этот карикатурный, с носом, похожим на болгарский перец, Арбат – недружественный шарж на мое детство.
Ивано-Франковск. Город моего детства.
Когда-то я смотрел на него снизу вверх. В те времена он был сильным и высоким. Просто огромным. Охотно говорил по-русски, шутил, пел…
Я не мог определить, сколько ему лет: просто для меня тогда не существовало возраста. Маленьким я не знал, сколько лет отцу, он просто был «взрослым». И Ивано-Франковск всегда был эдаким «дядей».
Он и сейчас для меня без возраста. Я не вижу его лица – Ивано-Франковск повернулся ко мне спиной, что-то брюзжит на украинском – дребезжащий тембр, визгливый западенский тенорок с польскими интонациями:
– Чого прыйихав?
– Да просто, к бабушке… В гости.
– До кого? Я москальскойи мови нэ розумию!
– До бабуси прыйихав…
– А-а-а…
Краска стыда заливает мое лицо. Я ужасаюсь – как же бессовестно долго я не был у бабушки…
По сложению Ивано-Франковск худощав, как подросток, а в голове уже проседь. Одет худо: какие-то недорогие, из секонда вещички, ездит на раздолбанной «Ниве» лягушачьего цвета.
Нам давно не о чем говорить. То, что было дорого мне, Ивано-Франковск не помнит. Раньше мне казалось – притворяется, делает вид, что все позабыл, а теперь понимаю – он действительно меня вычеркнул из памяти. Для взрослых все дети на одно лицо.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу