И в 1933 году, и в 1976-м, и в 2005-м Кинг-Конг всегда оставался «живым». Он был не гориллой, а «человеком», мужчиной, чернокожим Гулливером в стране меркантильных расистских лилипутов. Даже далеким от образного мышления зрителем Кинг Конг всегда подспудно воспринимался как олицетворение всего черного населения, когда-то насильно привезенного в Америку – как и Кинг-Конг.
Для каждого было очевидным, что Кинг-Конг не просто привязчивое животное. Он влюблен в белокурую красавицу Энн как мужчина. Женщины нутром чувствовали, что Энн неравнодушна к невообразимой витальной силе Кинг-Конга. По сути, на экране возникал своего рода любовный треугольник – Энн, помощник капитана Джон Дрисколл и Кинг-Конг.
У Кинг-Конга имелось несколько классических прототипов – Отелло и Квазимодо. Шекспир создал выдающийся в своем драматизме пример сюжетной пары – чернокожий и белая женщина. Пара Квазимодо – Эсмеральда освещает иную плоскость: «урод и красавица». Не случайно главный виновник гибели огромной гориллы, кинематографист Карл Дэнхем, говорит: «Чудовище погибло из-за красавицы» («Кинг-Конг», 1933 г.). Но если быть точным, «чудовище» погибло из-за любви.
Именно эта кинометафора большой чернокожей любви обеспечила образу дополнительную живучесть. Многие зрители наверняка задавались вопросом, как бы сложились сексуальные отношения между Энн и Кинг-Конгом.
В маргинальном контексте пара «блондинка и бо-о-о-льшой негр» переводят сюжет в категорию ХХХ-видео. Известен вечный страх белого мужчины перед черным соперником. Но именно это и является стимулирующей и возбуждающей составляющей его протестантской «белой» сексуальности. Не случайно в порноиндустрии так часто эксплуатируется тема «негры и блондинка»: сговорчивая «Энн» принимает рассыпавшегося на человеко-гранулы Кинг-Конга. В американской разновидности субкультуры сексвайф также доминируют черные любовники. Ганг-банг превращается в «кинг-конг-банг». Чернокожий, как горилла, врывается в белую семью, крадет и насилует белокурую Энн, а муж (в образе Джона Дрисколла) отвоевывает свою белую половину у «животного».
Кинг-Конг – образ, намертво въевшийся в американскую культуру. Сделано четыре ремейка. Снят анимационный сериал. Фильм растаскан на «цитаты», в основном иронические, типа «гигантская блондинка взбирается на небоскреб, сжимая в руке обезьяну».
Последним явлением Кинг-Конга можно считать чудаковатую выходку президента Обамы. Во время интервью каналу CNBS американскому президенту досаждала назойливая муха. Обама ловко прихлопнул ее – все это в прямом эфире.
Даже в этом событии чувствуется перекличка с бессмертной сценой – Кинг-Конг на небоскребе сбивает лапой биплан.
Обама, как и Кинг-Конг, вскарабкался на вершину власти. Вместо Энн в его руке нежно зажата белокурая Америка. Муха – биплан, уничтожаемый разгневанной гориллой.
Нужно признать: Кинг-Конг по-прежнему живее всех живых.
Уже не вспомню, что это был за фильм. Кажется, о войне. Возможно, я что-то путаю. Мне было около семи лет, я просто сидел вместе с родителями перед вечерним телевизором.
Я уже был состоявшимся зрителем, четко зная, что «фильм» – это не по-настоящему. Помню, собственно, и не фильм, а свое переживание, связанное с финальным эпизодом. Персонажи, которые должны были заведомо погибнуть (это не было показано, но подразумевалось), появлялись перед главным героем – счастливые, живые. «Нет, – добродушно возразили мне. – Это ему кажется, что они живы, на самом деле они умерли».
Реконструируя сейчас свои детские чувства, предполагаю, что в тот момент я был раздосадован. Фильм посмеялся надо мной. И виной тому была моя зрительская непрозорливость – ведь все, кроме меня, поняли про смерть. Я просто пообещал себе на будущее быть внимательнее. В конце концов, мне уже объяснили: смерть умеет притворяться; то, что на экране выглядит живым (говорит, улыбается), на поверку может оказаться мертвым.
Поиск смерти не превратился в какую-то навязчивую привычку. Но предупрежден – значит вооружен. Умение видеть смерть – это угол зрения, элементарный умственный навык. Я по-прежнему смотрел фильмы, просто иногда что-то щелкало, точно загоралась лампочка, и я понимал, кто притаился за внешним киноблагополучием.
В фильме «Бриллиантовая рука» милицейский вертолет нес по воздуху «Москвич» с контрабандистами. Никулин-Горбунков вываливался из багажника и падал вниз с огромной высоты. Когда спустя минуту Никулина с поломанной ногой доставал из лодки подъемный кран, закрадывалась мысль, что это всем «только кажется», а на самом деле Семен Семеныч Горбунков разбился, умер. Слишком уж райское солнце играло на морской воде, излишне радостными, неземными были лица его домочадцев. Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что в сюжете смерть не задумывалась. Она получалась сама собой, существовала помимо сюжета как высшая правда.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу