Плюс еще одно, конечно. Как вы нам все надоели с вашими строителями коммунизма, с вашими героями-строителями и творцами-созидателями; с вашим Лениным, который всегда впереди и такой молодой, с вашими маршами коммунистических бригад, с моряками, которые едут молодые на побывку, и вашими солдатами, у которых значки сверкают на груди: провалитесь наконец все пропадом, хоть ненадолго. Свободы хочу! Про хулигана петь буду! Про жулика! Постой, товарищ, не ершись, моя фамилия Сергеев, а кто такой рецидивист, я и понятья не имею!
То есть! Сейчас мы это выведем на научный уровень и там обоснуем. Эстетическое пространство стремится к гармонии, к равновесию. Это вроде как организму требуются и белки, и жиры, и углеводы, и масса разных витаминов и минералов. Точно так же: где есть искусство героическое, прогосударственное, созидательное и бла-ародное — там должна быть и какая-то доля низкого, иного; не только смешного, но и противовесного, уравновешивающего эти сплошные положительные призывы и примеры. Так было везде, всегда, у всех: разбойничьи песни, воровская мифология и так далее.
Спрос рождает предложение, вот уж пардон за банальность. В обществе был спрос на песни анти-социальные, анти-рабочие, анти-созидательные и даже анти-моральные. Вы что же думаете, греки свои вакханалии, а римляне сатурналии, зря устраивали? Людям иногда необходимо сбрасывать эти путы, обручи запретов, и делать то, что подмывает — хоть раз в год, хоть несколько дней!
И блатная лирика — это необходимые поэтические сатурналии, условно выражаясь высоким штилем. Это должно быть! (И «Лука Мудищев» Баркова, и «Гавриилиада» Пушкина, и «Сашка» Лермонтова — это такие выбросы «а-моральной» страсти, протуберанцы за пределы одежды приличий и норм.) Ибо без этого нельзя. Как без отправления некоторых физиологических потребностей.
Вот блатная лирика — это необходимый психологически и эстетически выброс аморальной (с господствующей точки зрения государства) потребности.
Вот что такое советская литературная интеллигентская городская блатная песня.
Потом их будет много:
В тот вечер я не пил, не пел,
я на нее вовсю глядел,
как смотрят дети, как смотрят дети,
но тот кто раньше с нею был
сказал мне, чтоб я уходил,
сказал мне, чтоб я уходил,
что мне не светит.
Я женщин не бил до семнадцати лет,
в семнадцать ударил впервые.
и слева, и справа
я им раздавал чаевые.
Что же ты, зараза, бровь себе подбрила,
для чего надела, падла, синий свой берет!
И куда ты, стерва, лыжи навострила?
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет.
Слушайте, ну много их, все знают, нет смысла перечислять:
«Я был душой дурного общества», «У меня было сорок фамилий», «Я в деле, и со мною нож»…
Твердил он нам: «Моя она!»
«Да ты смеешься друг, да ты смеешься!
Уйди, пацан, — ты очень пьян, —
А то нарвешься, друг, гляди, нарвешься!»
То есть! Высоцкий писал и пел о том, что было в жизни — но никогда не было в литературе! Какое там «Если бы парни всей земли!» Какое там «Заправлены в планшеты космические карты»! Братцы мои — где эта вся земля, где эти космические планшеты — а где мы, грешные, с жизнью нашей многотрудной? «Ведь это я привел его сюда, и я сказал: нальем ему, ребята».
В этом вылезала романтика двора, романтика улицы и подворотни, романтика рыцарей финки и бутылки. Не бог весть какая высокая? Зато своя собственная, ближе некуда. А романтика-то юному существу всегда потребна! Драка и любовь, честь и благородство на доступном, по жизни нашей, на пацанском уровне — они в человеке всегда присутствуют! Хоть в самом ботанике, в книжном тихом отличнике — а все равно присутствуют, он тоже мужчина, у него натура та же, за ним родослровная тысячелетняя та же! И это ханжество и лицемерие, это ложь — отрицать нормальность, естественность этих чувств у подростков, юношей, молодых мужиков, самцов, если хотите, Понимаете: мы все — генетические бойцы, завоеватели, покорители, любовники, поединщики, в нас всех эта закваска. Этим покуда и живы! Но!!! Говорить об этом, писать, петь — ой, что вы, как плохо, безнравственно, незрело, порочно, низко, незрело, аморально, это негуманно, это не искусство, это надо не просто запретить и осуждать — это надо человеку запретить внутри себя самого так думать и чувствовать! Мы же воспитываем нового человека! Раньше говорили — социалистического, советского. Теперь говорят — гуманного, толерантного. Один хрен: лживого по отношению к самому себе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу