Михаил Веллер - Огонь и агония

«Трудно быть богом» Алексея Германа я много комментировать не могу. Это к Стругацким имеет такое же отношение, как дерьмо короля к церемонии коронации… простите, ради бога. Весь фильм — это грязь, мразь, отвращение, рыгание, гнилые зубы, выпущенные потроха, и так два с гаком часа без всякого просвета, вы с ума сошли… я низко склоняюсь перед даром Германа, светлая память, но этот фильм был уже сделан психически нездоровым человеком, либо я вообще ничего не понимаю.

Стругацкие были абсолютно здоровыми, нормальными, здравыми людьми! Любившими жизнь, с нормальным вкусом! Они не были слишком оптимистичны насчет счастья будущего человечества — как мудрые люди. Но все прелести жизни, красоту жизни, борьбы, дружбы, работы — это они понимали в полную меру, это был их мир, их ценности и радости. И вычитать из «Трудно быть богом», что раз мир несовершенен и несправедлив, значит — бесконечно, непереносимо мерзок, грязен весь насквозь, вонюч и отвратителен — мог только человек, страдающий тяжелой степенью депрессии в форме прежде всего отвращения к миру.

Это метафора? А як же! Согласен! Но метафора — это на двадцать секунд, на пять минут, а на два часа — это уже творческий метод. Жизнь по колено в сплошной мерзкой грязи — как метафора грязи отношений, подлости власти и так далее; понимаю. Но уже понял, хорэ! (Это все равно что Ромео и Джульетта всю дорогу бродили бы по колено в крови между расчлененных трупов, а у Тибальда вываливались в грязь резаные кишки.)

Понимаете ли, чего знать не желают эти гениальные режиссеры в своей жажде идеала и самореализации. Эстетическая система книги есть ее важнейшее, принципиальное и неотъемлемое качество. Если ты принципиально меняешь эстетический строй на противоположный — то это дерьмо и бездарность, а не экранизация. Это самостоятельное произведение, мысль о котором пришла в голову режиссеру, когда он читал эту книгу (думал о прочитанном).

Такое кино отличается от книги, как краковяк от печки, от которой его начали танцевать. Да, это самостоятельное произведение. Так оно и отношения никакого не имеет к книге. И не фиг давать вовсе другим героям имена книги, и выдирать элементы сюжета книги — потому что это элементарное паразитирование на книге. Изготовление вторичного продукта. С намеками на первоисточник. Существуя на его фоне, запитываясь от него первоначальным смыслом, как по шлангу. Сам не могу, но жутко хочется переделать твое. Спасибо большое.

Ставить Стругацких надо так, как продолжают бесконечно экранизировать, пусть с вариациями вплоть до глупых, «Трех мушкетеров» или «Войну и мир»: изначально приняв, что книга — это главное, первоисточник, классика, а твоя задача — максимально точно и близко показать ее на экране; без всех этих режиссерских штучек самореализации творческой личности и создания самоценного произведения на базе книги как «первоисточника».

Бондарчук, «Обитаемый остров». Боюсь, что это просто очень слабо. Миленький субтильненький мальчик-красавчик, типа манекена, ну, которые моды демонстрируют: личико кукольное, глазки голубенькие, кудряшки золотенькие, и вечная улыбка дебила: космонавт, революционер, партизан, герой. Дурак дураком. Да его соплей перешибешь! И все время полумрак! И почему все время орут?! И дышат, дышат, грудь ходуном, аж глаза из орбит. Ну это же экранизация знаменитой фразы из Ильфа и Петрова, «Двенадцать стульев», режиссер все время командует: «Дышите глубже! Вы взволнованы!». И вот в кинообитаемом острове все неврастеники жутко крикливые и дерганые, и чуть что — дышат так, что аж ветер камеру колышет.

Первую серию я лично осмотрел в кинотеатре. За деньги. Вложил труд и время. Вторую… ну, из любопытства в компьтюре. Майн гот. Аллес шиссен.

С кино покончено. Театра не будет. Возвращаемся к книгам.

«Далекая Радуга». 63-й год, через год после «Попытки к бегству». Гораздо проще и реалистичнее, если можно сказать так о фантастике, которая не фантастика. Главное что? — это целиком и полностью эстетика и стилистика современной молодежной прозы. Физики, лаборатории, эксперименты, открытие новых явлений, риск для жизни — а также любовь и долг. Это интересно, это неожиданно: люди будущего — ничего особенного, точно как мы. Ну, правда, там нет преступности и вообще подлости, все хорошие и благородные. Ну — физики, интеллигенты, воспитанные. И юморок у них современный, и приборы и запчасти друг у друга тырят — хоть и будущее, а все как у нас: на всех всего не хватает, и для пользы дела же.