Михаил Веллер - Огонь и агония

«Ключарев и Алимушкин» — это словно одна доля удачи и жизни на двоих. Никто и них ни в чем не виноват — но чем лучше идут дела у одного, тем хуже у другого: словно все мы своей удачей обрекаем на лишения того, кому удачи из-за нас уже не достанется в жизни.

«Река с быстрым течением»: вот как относиться к любимой жене, когда вдруг узнал, что она тебе изменяет — и одновременно узнал, что она смертельно больна, и недолго ей осталось, и помочь нельзя. И вот разглядывает он ночью на кухне тринадцать всего фотографий, где она в разные годы, и словно это река жизни ее уносит, и куда мы уходим, и как же все так.

То есть. Мы берем мысль, явление, тенденцию. И доводим до абсурда. И видим тогда, что все так — а одновременно и не так. И жизнь наша неоднозначна и превращается в загадку без отгадки, и относишься ты к ней неоднозначно, и смысл всего происходящего — таков, а одновременно и обратен, двусмысленный он смысл, диалектичный, непостижимый, не спрямляемый в прямую линию, не поддающийся однозначному ответу.

Время было трудное, Маканин окончил Высшие сценарные курсы при ВГИКе и устроился редактором в издательство «Советский писатель». Это было очень престижное издательство. Главное по современной советской литературе. Пафоснее только «Художественная литература» была. А уж «Молодая гвардия» весьма массовая и с замаранной репутацией, или «Московский рабочий» — это менее престижно. А «СовПис» — это же было главное именно писательское, это связи, это польза и выгода! Господа, ничего стыдного, работа есть работа, а время было очень жестко вот именно такое. Ну, непроизносимый, но подразумеваемый обмен услугами; потому что человек не только хороший, но еще и полезный. Типа: я печатаю тебя или твоего протеже — но, соответственно, я могу предложить книгу в издательство, где власть, ну или возможности, есть у тебя.

Поэтому у Маканина в то труднейшее для издания время каждый год выходила книга, тиражом обычно 100 000; тираж-то еще ладно, но факт такой ежегодности был в 70-е годы огромной редкостью, исключением. И тем не менее критика его не замечала и не понимала.

И только когда в 1982 журнал «Север» — первая публикация Маканина в толстом журнале, хоть и не столичном московско-ленинградском, но тоже заметном — напечатал роман (или длинную повесть) «Предтеча» — о старике-экстрасенсе, народном целителе и природном философе-праведнике — это был сюжет прямой, сентенции высказывались напрямую, понимать было просто, а толстый журнал — это знак качества, — и вот критика обратила на Маканина внимание, вполне в положительном смысле.

Чуть поздней в «Новом мире» появится вершина маканинская — «Где сходилось небо с холмами» (родное название «Аварийный поселок»): в поселке все поют, и музыкальный парень едет в Москву, поступает в консерваторию, становится знаменитым композитором — использует в основе своей музыки народные мелодии родного поселка, — и по мере создания и славы его музыки поселок горит все чаще, безлюдеет, петь в нем перестают, и вот словно вся его песенность и музыкальность от земли и народа — перешли в признанную, официальную, именную музыку композитора. Не то народ исчезнувшего поселка оставил себя в музыке родного композитора — не то композитор своей музыкой высосал всю жизни из поселка?.. Гениальный рассказ (или повесть). И так правильно — и эдак правильно — и еще как-нибудь правильно.

Владимир Семенович Маканин был единственный в советской литературе писатель, чья логика — не однолинейная формальная европейская логика — но логика диалектическая, многозначная, она же полисемантическая; смыслы слоеные, противоречивые, и в этом единстве и борьбе противоречий, которому учил великий Гераклит, и заключается удивительное, уникальное богатство смыслов, которые отражаются друг в друге, как зеркала напротив одно другого, как вложенные и вращающиеся внутри друг друга резные китайские шары.

О его произведениях девяностых-двухтысячных годов мы говорить не будем: во-первых, это за границами нашего периода, который нам конкретно интересен; во-вторых, это очень слабо, Маканин попытался вписаться в новое время, давно став немолодым столичным писателем внутри Садового кольца, реалий не представлял, и ничего, конечно, не получилось; это вызывает неловкость и жалость.

А в 70-е годы Владимир Маканин был лучшим в литературе, что дал этот период, был новым словом, оригинальным, сам свое создал и разработал, был уникальным писателем со своим доворотом, своей особенностью; низкий поклон.