— Если он изгадит спецкурс по роману, то никто и не заметит. К тому же читать введение в предмет может любой придурок с докторской степенью.
— Но у него нет докторской степени, — сказал Хоуган.
— Что???
— У них в Англии другая система, Моррис. Степень не самое главное.
— У них что, ставки по наследству передаются?
Вспоминая этот разговор, Моррис сообразил, что в Эйфории он так и не смог заполучить хоть какую-нибудь информацию из Раммиджа касательно своего преподавания.
Девушка наконец справилась с дверью, и он вошел в комнату. И был приятно удивлен: кабинет оказался большим, удобным, со вкусом обставленным мебелью, с которой гармонировали полированные книжные полки. Там имелись также кресло и интересной расцветки ковер. Помимо всего прочего, в комнате было тепло. Моррису Цаппу уже не раз по прибытии в Раммидж приходилось сталкиваться с этим удивительным парадоксом. Публичная щедрость и личная скудость — таково было его определение. Если по уровню жизни преподаватель раммиджского университета сильно отставал от своего эйфорийского коллеги, то в Раммидже даже ассистент имел просторный кабинет, а главное здание университета походило на Хилтон и дало бы сто очков вперед административному корпусу в Эйфории. Вдобавок в здании, где находился новый кабинет Морриса, был просторный и уютный холл, где две заботливые буфетчицы подносили сотрудникам факультета отменный кофе и чай в фарфоровых чашках с блюдцами. А на филфаке в Эйфории для этих же целей служила маленькая комнатушка, загаженная бумажными стаканчиками и сигаретными окурками, а растворимый кофе, который вы сами себе организовывали, по вкусу напоминал подогретое моющее средство. Впрочем, «публичная щедрость» для Раммиджа слишком громко звучит, и едва ли это был тот самый социализм, о котором столько говорено. Это более походило на узкий ручеек привилегий, пробивающийся сквозь всеобщую аскезу и убогость. Что ж, при всех его лишениях британский университетский преподаватель имеет по крайней мере собственный угол, уютный кабинет, где он может спокойно посидеть с газетой, а также туалет для служебного пользования. Таков, пожалуй, основополагающий порядок вещей. Однако все эти мысли еще не уложились в голове Морриса Цаппа в тот момент, когда он впервые окинул взглядом кабинет Филиппа Лоу. Он все еще пребывал в состоянии культурного шока и, выглянув в окно, испытал нечто похожее на головокружение, увидев родную эйфорийскую колокольню, но только вызывающе побагровевшую и ужавшуюся вполовину, отчего она стала походить на отработавший мужской член.
— Что-то здесь душновато, — сказала секретарша и потянулась к окну. Моррис, уже с наслаждением окунувшийся в исходящее от радиаторов тепло, стремительно и неуклюже преградил ей путь, и она отпрянула в испуге, словно он хотел запустить руку ей под юбку— что, учитывая ее длину, было бы не так уж сложно и вообще могло произойти случайно при рукопожатии. Он постарался успокоить ее разговором.
— А народу сегодня на кампусе немного…
Она взглянула на него так, будто он свалился с Луны.
— Но ведь сейчас каникулы.
— Ага. А профессор Мастерс есть?
— Нет, он в Венгрии. Вернется к началу семестра.
— Он на конференции?
— Нет, говорят, охотится на кабанов.
Не совсем уверенный, что правильно расслышал, Моррис продолжал:
— А другие профессора?
— У нас только один.
— Ну то есть другие преподаватели.
— Сейчас каникулы, — с расстановкой повторила она ему, как умственно отсталому ребенку. — Они здесь время от времени появляются, но сегодня с утра я никого не видела.
— С кем же мне поговорить насчет моей нагрузки?
— Доктор Басби что-то говорил об этом на днях…
— Да? И что? — нетерпеливо спросил Моррис, прерывая затянувшуюся паузу.
— Не помню, — меланхолично ответила девушка. — И вообще я здесь только до лета, потому что выхожу замуж, — добавила она, явно решив, что это единственный способ найти выход из безнадежной ситуации.
— Поздравляю. Но, может быть, на меня завели личное дело?
— Может быть. Могу взглянуть, — ответила девушка, обрадовавшись поводу ретироваться. И она оставила Морриса одного в его новом кабинете.
Он сел за стол и выдвинул ящики. В верхнем лежал адресованный ему конверт. В нем содержалось длиннейшее (написанное от руки) письмо Филиппа Лоу.
Уважаемый профессор Цапп!
Очевидно, во время своего пребывания в Раммидже Вы будете пользоваться моим кабинетом. К сожалению, я потерял ключи от несгораемого шкафа, поэтому советую Вам конфиденциальные бумаги прятать под ковер — я, по крайней мере, всегда так делаю. Вы можете брать мои книги, но только, пожалуйста, не давайте их студентам — они их портят своими пометками.
Читать дальше