Ирина Левитес - Аня

З-з-завтра надо обяз-з-зательно из-з-звиниться перед Максимом. А сейчас спать, спать, спать…

Извиняться было не перед кем. Его койка сиротливо приткнулась к стене, прикрывшись байковым казенным одеялом. Раздетая подушка одиноко лежала плоским серым блином. Пока Аня собиралась с духом, Соболев исчез. Его просто выписали — и все тут.

Вот и прекрасно. Надо постараться поскорее забыть обо всем. Что там у нас сегодня назначено?

Аня принялась за работу, но постоянно ловила себя на том, что думает об этом вредном Соболеве. В нем все неприятно, даже фамилия — и та звериная. И как только люди живут с такими фамилиями? Хотя бывают ничего. Например, Белкин. С Белкиным было легко. При нем руки не холодели, ноги летали, и каждое движение порхало как в танце. Как он тогда сказал? Девочка на шаре. А с этим Соболевым все по-другому. Хорошо, что его нет. Без него все процедуры сдались без сопротивления. И рабочий день незаметно кончился.

Она выбежала из корпуса и зажмурилась. Солнце слепило глаза, обжигало пурпурно-алые георгины, каскадами рвущиеся из клумбы, отражалось зеркальными бликами от ярко-красных «Жигулей».

— Привет доблестным медицинским работникам! — в открытом окне машины усмехался Соболев. — Карета подана. Садись!

— Вы мне? — Аня обернулась, чтобы убедиться в том, что следом не идет прекрасная незнакомка.

— Тебе-тебе. Садись. Битый час тебя жду на жаре.

— Меня?! Ой, я же извиниться хотела за вчерашнее.

— Давай садись. Садись, я все прощу!

Аня села на переднее сиденье, натягивая короткую юбку на голые колени.

— Вперед, к сияющим далям! Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, — запел Максим, и машина тронулась с места, оставив сидеть на скамейке у клумбы Белкина.

Ванька-мокрый покачивался в горшке, подвешенном на веревочке, при каждом шаге. Ане было велено бегом, чтобы не замерз, отнести его домой и хорошенько полить. Он любит воду. Наташе подарила его напарница. Путь домой оказался неблизким — в противоположную сторону. По направлению к дому Максима. Адрес был подсмотрен в истории болезни еще в тот далекий день, когда его выписали. На всякий случай, вдруг пригодится.

Всякий случай настал. До сих пор бывать у него дома не приходилось. Максим жил с мамой и оберегал ее покой от ненужных визитеров. А кто его знает — может быть, не старенькую маму он ограждал, а вовсе даже молодую жену? Иначе зачем эта игра в прятки, редкие встречи на чужих квартирах кстати уехавших в отпуск друзей-невидимок? Расставаясь, он никогда не назначал следующее свидание, наспех равнодушно целуя в щеку, и было заметно, что мыслями он уже где-то далеко. В другой жизни, куда ей ходу нет. Иногда он пропадал надолго, на целую неделю, а потом как ни в чем не бывало поджидал в автомобиле, блестящим жуком притаившемся на обочине возле училища.

Аня зябко передернула плечами. Пронизывающий декабрьский ветер нагло шарил под тонким пальтецом ледяными пальцами. Ванька-мокрый бессильно свесил прозрачные плети, по-дружески самоотверженно выполняя функцию прикрытия. С ним она не выглядела брошенной дурочкой, неизвестно зачем вьющей круги по безлюдному городу, а как будто шла по делу. Выполняла ответственное поручение по доставке комнатного растения.

Она намеренно выбрала самый длинный маршрут, последовательно обходя улицы по спирали, с каждым новым витком приближаясь к центру — дому Максима. Балансировала на скользком бордюре, держась как можно ближе к проезжей части. Бедный ванька совсем окоченел. Поначалу было тепло, но из-за домов вылетел шальной ветер, повеял морозным дыханием, осыпался мелким колючим снегом.

Являться без приглашения было стыдно. Унизительно навязываться. А кружение по зимним улицам давало призрачную надежду на то, что «Жигули» с номером «27–72» случайно проедут мимо. Главное — заметить яркое пятно издалека, отработанным жестом взмахнуть повыше ванькой, имитируя сохранение равновесия на обледеневшем тротуаре, и привлечь к себе внимание. Тогда Максиму ничего не останется делать, как притормозить и впустить ее в волны тепла и приглушенной музыки, пойманной радио где-то в жарких странах.

Да, это было бы просто замечательно. Но не исключено, что Макс проедет мимо, сосредоточенно вглядываясь в снежную даль. Так уже бывало несколько раз. Но не спрашивать же: «Ты меня видел? А почему не остановился?» Еще неизвестно, что услышишь в ответ. А так никто никого не видел, никто ничего не слышал, а кто не спрятался — я не виноват.