Сири Хустведт - Печали американца

— Мне кажется, тебя что-то тревожит.

— Мне не очень ловко касаться этой темы, — сказал он, — потому что она имеет отношение к Инге.

— Какое?

Бертон почему-то напоминал мне моржа. Возможно, виной тому были мешки под глазами, придававшие трагическое выражение его и без того скорбной физиономии. Я сидел и ждал, пока он соберется с духом, а у самого в голове звучали слова из «Алисы в Зазеркалье»: «И молвил Морж: „Пришла пора подумать о делах!“» Ну что ж, все правильно, это мы и есть: приземистый влажный Морж и высокий сухопарый Плотник. Дивная парочка, страннее не придумаешь, короли и капуста.

— Я считаю своим долгом предупредить тебя, точнее оповестить, что факты, которые, по моему мнению, необходимо придать огласке, могут носить неприятный, неприглядный и даже неприличный характер.

Бертон вздохнул, утер пот, ручьями бегущий по лицу, и очертя голову ринулся вперед:

— То, что я имею сообщить, касается, точнее связано, именно теснейшим образом связано, — подбородок Бертона дрожал, как желе, — с Генри Моррисом!

— С Генри Моррисом? — переспросил я. — Тем самым? Ингиным знакомым?

Он кивнул и произнес, не поднимая глаз от стола:

— Я, э-э, ну, одним словом, я веду наблюдение за Ингой.

— Что-о-о? — оторопело протянул я.

Бертон в ужасе замахал лапками, чтобы я понизил голос, потом еле слышно пробурчал:

— Просто проявляю, так сказать, бдительность.

— Это Инга попросила тебя проявить бдительность?

— Нет, я бы так не сказал.

— А как бы ты сказал?

— После той… коллизии в парке и ужина, очень, кстати, приятного, очень, так вот, я по собственному почину решил, что надо быть настороже.

— Настороже. Час от часу не легче. Бертон, дружище, ты хочешь сказать, что ты Инге сторож? Ты следишь за ней и Генри? Чего ради?

Это был вопрос сугубо риторический. Конечно, ради любви. Он сам, призвав на помощь любые слова, кроме самого главного, сознался, что глубина чувств, которые он испытывает к моей сестре, в той или иной степени дают ему право следить за нею. Все это время бедный пылко влюбленный Бертон целыми днями ходил хвостом за Моррисом и Ингой «для ее же блага».

— Я убежден, — сказал Бертон, — что Моррис в личной жизни не слишком щепетилен.

— Ты о чем?

— Я видел его с той женщиной, из парка, — мрачно прогудел он. — И слышал, как они говорили о каких-то письмах.

Схватив вместо носового платка салфетку со стола, он яростно отер ею лицо.

— Ее зовут Эдди Блай, она снималась в фильме по сценарию Макса Блауштайна. Я заранее прошу прощения, что оскорбляю твой слух, но эти двое, по-моему, спелись.

— Я не понимаю, как ты смог разобрать, о чем они говорили. Моррис же наверняка запомнил тебя на ужине. Неужели он тебя не узнал?

Лоб Бертона опять покрылся испариной. Салфетка и носовой платок пошли в ход одновременно. Несколько раз ткнув ими себе в лицо, он хриплым шепотом выдавил из себя:

— Конспирация!

Однако, как выяснилось, Бертон, даже инкогнито, не сумел подобраться к Моррису и его даме, которые сидели в ресторанчике в Гринич-Виллидж, достаточно близко, и говорили они тихими голосами, но он клялся, что несколько раз слышал, как Моррис произнес слово «письма». Еще он сообщил, что прямо посреди разговора Эдди Блай вдруг принялась плакать навзрыд, потом почему-то помянула свое участие в собраниях Общества анонимных алкоголиков и еще говорила о каком-то Джоэле. За все время она выпила три чашки эспрессо, и не успели они с Моррисом выйти на улицу, тут же закурила.

Мой ответ Бертон знал заранее: подобное вмешательство в чужие дела может иметь самые неприятные последствия для всех участников; заигравшись в Шерлока Холмса, есть риск зайти настолько далеко, что как бы самому потом не пожалеть, что начал; и кроме всего прочего, если Бертон ходит хвостом за посторонними людьми без их ведома, то сам он тоже, получается, «в личной жизни не слишком щепетилен». Он все понимал, со многим был согласен, но свой тайный сыск почему-то предпочитал рассматривать сквозь призму рыцарства. У рыцаря есть дама сердца; рыцарь совершает во имя нее подвиги, а желанием или нежеланием прекрасной дамы быть дамой сердца, по законам рыцарской чести, можно пренебречь.

Поскольку сам он Инге ничего не сообщил, я спросил его, как, по его мнению, нам следует поступить с этой, с позволения сказать, информацией.

— Делай все, что считаешь нужным, — выпалил Бертон с обезоруживающей откровенностью. — Я целиком на тебя полагаюсь.