Юрий Мамлеев - После конца

Все говорят о конце света, но никто не хочет в это верить… И многие из тех, кто не хотят и слышать о конце мира, верят в бессмертие чертей. Это кошмар даже по нашим меркам.

– Нас спасет Мессия, – ответствовал Фурзд.

– Или Крамун, – ядовито произнес Террап.

– Правитель, я не хочу об этом говорить, тайна есть тайна, мы и так на грани безумия.

– Хорошо, Фурзд. – Террап встал. – Давайте я пожму вашу руку хотя бы за то, что вы не собирались меня убивать. Завтра церемония передачи власти.

На следующий день домик Вагилида огласился радостным воплем. Это закричала Танира, включившая поздним утром радио.

От ее крика проснулся Валентин, вышел Вагилид и откуда-то Иллион.

– Слушайте! Слушайте! – возбужденно воскликнула Танира. – Террап передал власть Фурзду… Мы победили!

Решили к вечеру съездить и сообщить о победе в «русский остров».

Утро прошло в счастье. После завтрака Вагилид и Иллион решили немедля съездить к русским. Тем более в городе уже было все спокойно, улицы контролировали патрули, радио сообщало, что природные катаклизмы на территории Ауфири прекратились. Прекратились они и в Республике деловых трупов, но еще вечером из передач по радио стало ясно, что Страна деловых трупов полностью разрушена, государство перестало функционировать, столица уничтожена стихиями, похоронив и живых деловых трупов, и замороженных, тех, которые мечтали о полубессмертии. Отдельные очаги жизни, однако, сохранились, но они были поглощены озверевшими одичавшими, которые смешались с оставшимися в очагах деловыми трупами.

Гибель всего живого, даже трупного, всегда печальна, и Танира расплакалась вечером, когда подробно передавали о том, что осталось от деловых трупов.

…Танира тоже хотела поехать туда, на «русский остров», к Сергею, к Потаповым. Но вдруг у нее возникло желание остаться с Валентином наедине, прямо до душевной боли.

Вагилид и Иллион уехали. Танира и Валентин остались одни.

– Он зреет во мне, – сказала Танира, положив руку на свой живот. – Я чувствую, что это будет Мессия, но какой?.. Он уже что-то шепчет мне во сне…

– О Боже, но все может быть… Все, все в этом мире, все может быть… Так он устроен… Чудо естественно…

– Да, Валентин… Мессия, воплощенный в русского человека и женщину с двойственной душой: русской и ауфирской… Какая половина победит?

Валентин улыбнулся:

– Я выйду ненадолго в сад, подышать.

– Скорей приходи.

– Через десять минут. Мне немного душно.

Валентин вышел в небольшой сад вокруг домика Вагилида и не вернулся – ни через десять минут, никогда.

Он вдруг почувствовал, что теряет чувство реальности, какой-то вихрь прошел по его сознанию…

Когда он опомнился, он сразу понял, что произошло. Он стоит на дороге, вдали видны черты города. Рядом лес, березы и что-то до безумия родное… Да, да, он снова в России. В родной, таинственной, непознаваемой России. Вот какая-то надпись. Указатель, что ли. Боже мой, это русские буквы, тут же где-то рядом, в стороне, в перелеске, он услышал далекую далекую речь… Это говорила женщина, говорила Родина… Божественный русский язык… Его глубины, его интонации… Он снова в России! Та же неведомая сила, что перенесла его в неизмеримо далекое будущее, возвратила его… Он, объятый холодом совершившегося чуда, пошел навстречу голосам… И тут же подумал: да, это Россия, но в какую Россию я попал, в какой век? В ту Россию, из которой он ушел, в прошлую Россию или, может быть, в будущую? Не все ли равно, какой век, какая власть, какое государство – важно, что за всем этим внешним живет она, Россия, вечная, необъяснимая и родная.

…Но вскоре по разговорам проходивших мимо людей он понял, что вернулся в ту Россию и в то самое время, из которого он был выброшен в будущее.

Медленно и не очень уверенно он приходил в себя. Пошел дальше. Вот и автобус. Он сел в него. Куда он идет? В Москву.

Он еще был вне времени, но в России, в Москве. Нашел свой дом, вот и его квартира, где он жил один. На Валентине была русская, прежняя куртка, с заветным ключом в кармане, с которым он не расставался в Ауфири. Вся остальная одежда была ауфирская, но никто не обратил на это внимания. Ведь каждый одевался по-своему. Он стоял против своего дома, видел окна своей квартиры. Кричали люди, свои люди… Но он все еще был вне времени. Усилием воли заставил себя войти в дом, подняться на лифте и медленно, затаив дыхание, открыть ключом дверь… Квартира все та же, пустая, одинокая, но, видимо, затаенно ожидавшая его возвращения.