Юрий Мамлеев - После конца

Но Юля и так давно ничего не боялась: ни крыс, кусающих самих себя, ни черного неба, ни ауфирцев. И они остались на скамье. Юноша и подруга тоже сидели на своих местах и молчали – по поверью, им самим ничего не грозило.

Мужик посидел, посидел около Юлии, потом встал и ушел:

– Я пойду, мне пора, – сказал он Юлии. – А ты сиди здесь.

И она осталась сидеть.

Весть о «побеге» Юлии (кто-то из охранников видел ее, уходящую, но спьяну не обратил внимания) быстро дошла до Валентина. Танира оставила свой телефон Потаповым и Сергею, и они дозвонились (в пропускном пункте у охранников был, конечно, телефон). Вообще, как мы уже говорили, какая-то часть так называемой техники у ауфирцев сохранилась от времен доисторического человечества, то, что было применимо или возможно в их условиях. Автомобили, например, были, но самолеты – нет. Не до самолетов и полетов было, летать-то, собственно, было некуда, да и, мягко говоря, рискованно. Мобильной связи тоже не было.

Надо было быстро действовать. Но возможности ограничивались Фурздом, ибо только он мог отдать позитивный приказ. Другие, особенно на среднем или нижнем уровне, могли бы дать такой приказ, что Юлия лишилась бы жизни.

До Фурзда дозвониться оказалось, как всегда, нелегким делом, но Вагилид добился своего. Позитивный приказ был отдан: «Найти живой и вернуть в лагерь в сохранности». Фурзд позаботился даже о душевном здравии: «Девочку при захвате не пугать».

Полиция рьяно взялась за непривычное дело: не убить, а доставить. Залезали в сумасшедшие дома, в тайные притоны, в зоосад, даже в лошадиные публичные дома. «Чем черт не шутит, – думал начальник поиска, – может быть, эту иностранку-инопланетянку за мутантку, за необычную лошадь приняли». А в принципе шуток чертей начальник поиска очень опасался.

Надежда была на старух-доносчиц, которых расплодилось видимо-невидимо в столице. Старушки проявили в этом деле свою предсмертную аккуратность. По доносу одной из них заглянули в салон красоты. Но сигнал на этот раз оказался ошибочным: в салоне красоты оказалась случайная девица из Страны деловых трупов, неизвестно как попавшая в Ауфирь. Девицу в полиции избили и отправили обратно на родину.

Шли дни – никакого результата. И вдруг два полицейских агента заметили рано утром шагающую по проселку колонну несуществующих и среди них странную женщину с распущенными волосами.

По отношению к несуществующим эти агенты оказались довольно трусливыми и суеверными. Но поскольку они, как говорится, были в штатском, решили все-таки проследить. Так они в тени ужаса и шли за этой колонной, которая вышла за пределы проспекта и двинулась за город, в лес, туманный, болотный и похожий на ведьмовскую смерть.

Когда Юлия оказалась одна в садике – даже юноша с подружкой сбежали, она стала внимательно и безумно всматриваться в лица несуществующих. Она вдруг почувствовала что-то родное, соответствующее состоянию ее души. Верно это было или нет – никому неизвестно, но она вдруг подошла к колонне и встала в их ряды. В таких случаях реакция несуществующих могла быть неописуема, но на появление Юлии в их рядах не было никаких реакций вообще. Это означало, что они приняли Юлию как несуществующую или по крайней мере как потенциальную несуществующую. А Юлии стало тепло и радостно среди них. Они ей показались такими родными в своем небытии.

Колонна последовала в дом сбежавшего хозяина и его подруги и рассыпалась там на ночь. Спали кучками на полу, и Юля среди них. Никакого движения, никакого секса, никакой мысли. Юлечке стало так хорошо. Все что было связано с этим проклятым или, скорее, падшим миром, вызывало у нее отвращение.

Несуществующие спали так же тихо и безвременно, как и шагали колоннами по улицам.

Юлечке стало так отключенно, что она заплакала. Оказывается, запас слез у людей безграничен. Но на ее слезы никто не шелохнулся, не вздрогнул… Ей стало страшно, но в то же время хорошо. «Останусь жить среди них, – подумала она, лежа на полу. – Если я была безумна, то безумие пройдет. Здесь все проходит, все уходит в могилу, в небытие, даже безумие».

Ее мысли стали вдруг спокойнее и текли медленно, как река. Никаких волнений. Она заснула, и ей снились сны, которые не снились никогда. В этих снах не было ни движения, ни мысли, ни образов, одно пространство, которое охватывало ее и принадлежало ей. По этому пространству ей, одинокой, было так хорошо идти, словно все упало внутри нее: и слезы, и смерть, и душа, и надежды, а осталось одно – только это бездонное пространство, без цели, без страданий, без ничего.