Пол Бейти - Черный кандидат

– Да не, слишком мягко. Надо что-то жестче, понимаешь? Как насчет «Ж-О-П-А»? «Живущие в Опасности Поющие Артистки»?

– Ругательные слова не пойдут. Нас на радио крутить не будут. «ЖОПА представляет свой горячий сингл». Я так никогда не заработаю на жемчужный «Ягуар».

– Ну давай тогда «З-А-Д». Попадем на телевидение, и ведущий скажет: «А теперь поприветствуем «ЗАД» из самого Бруклина! Ваши аплодисменты!»

Девица соскочила с капота, исполнила короткий ногорукодрыгательный и задовилятельный танец, а потом, сжимая в руке микрофон, такой же реальный, как ее певческие таланты, начала брать у себя интервью:

– Как тебя зовут?

– Фелисия.

– Фелисия, я слышал, ты отвечаешь за хореографию группы, это так?

– Ну, я чем-то таким занимаюсь, да. Радую народ.

– И откуда вы родом?

– Бруклин! Эй, привет всем браткам с района!

– «ЗАД» занимает первые строчки в чартах, и люди везде меня спрашивают, что означает «ЗАД», что мне им ответить?

– Скажите, что оно означает «Звезды Артистического Драйва».

Одна из девчонок кивнула в сторону Уинстона, предупреждая подруг о присутствии большого мальчика. Под взглядами будущих див спина Уинстона выпрямилась, а лицо – смягчилось. Остановившись на почтительном расстоянии, он постучал себя по животу и провел языком по зубам. Хореограф, тринадцатилетняя заводила группы, преодолела дистанцию в два уверенных шага, руки в бока, и ее груди размером с куриное яйцо вторглись в личное пространство Уинстона. Девочка осмотрела его, наклонив голову под странным углом, как ценитель абстрактного искусства в музее.

– А ты ничо так.

Тыловые гарпии сползли с капота со всей сексапильностью, на которую способны двенадцатилетние костлявые подростки.

– Антуан где живет? – спросил Уинстон, поднимая глаза к небу, чтобы удержаться от флирта.

– Наверху, – ответила хореограф, отбрасывая косички со лба и указывая на красные окна. – А ты идешь, чтобы тебе отсосали? Не похож ты на педика.

– Он мой кузен.

– А ты Борзый?

– Ага. Откуда знаешь?

– Он сказал, что ты сегодня придешь. Антуан про тебя рассказывал. Говорил, что ты у него был телохранителем. Лупил ниггеров не по-детски.

– Да не было ничего такого.

Фелисия имела в виду ночи, когда Борзому приходилось сопровождать Антуана, отработавшего ночную смену в пип-шоу, до стоянки такси. Уинстон взбирался по ступеням подсвеченной спиральной лестницы «Секс-дворца», где на втором этаже его двоюродный братец сидел на барном табурете в туфлях на высоком каблуке, узкой мини-юбке и лавандовом бюстье, принимая соблазнительные позы. Наведя марафет, Антуан хоть сейчас мог оказаться на плакате над койкой какого-нибудь скучающего по дому рядового.

– Кто это? – спрашивал он своих коллег: нос смотрит в небо, спина выгнута, безволосые ноги скрещены, она рука безвольно лежит на колене. Антуан призывно смахивал с плеча бретельку, чуть приоткрывал тонкие красные губы и трепетал веками. – Я спрашиваю, кто это?

– Бетти Грейбл!

– Джейн Рассел!

– Сьюзан Хейворд!

– Нет, нет, нет, как можно быть такими дураками: я Ида Люпино!

– А это еще что?

– Вам, сучки, нужно подучить историю.

– Давай, пошли, Антуан, – рычал Уинстон, сдергивая с крючка кроличью шубу и жестом опытного матадора выманивая брата с табуретки в ночь. – Vámonos , черт тебя побери!

– Уинстон, не называй меня Антуаном. Здесь меня зовут Монс Венус, ты же знаешь.

За тридцать долларов в липких долларовых купюрах или полтинник в жетонах для пип-шоу Уинстон провожал Антуана мимо вывески…

ДЕВОЧКИ!

ДЕВОЧКИ!

ДЕВОЧКИ!

(с пенисами)

Деньги не возвращаются.

…и дальше, через строй сексуально неудовлетворенных и разъяренных мужчин. Мужчин, которые после пятнадцати минут легкого петтинга через маленький лючок в плексигласовой перегородке брали телефонную трубку, чтобы обсудить, сколько будет стоить демонстрация влагалища. Антуан сперва тянул время, застенчиво объясняя, что сейчас у него «эти дни». Постепенно его нервное поведение, упорное нежелание «показать киску» и заметное шуршание щетины вызывали у клиента подозрения. Клиент начинал паниковать. Его глаза скакали с груди на кадык, обратно на сиськи, потом на руки и ноги и снова на сиськи. Человек начинал лаять обрывистыми фразами, его злость и шок сплавляли повествовательные, восклицательные и вопросительные интонации в единую мысль, которой подходила любая форма пунктуации: У этой сучки борода. У этой сучки борода? У этой сучки борода!