Дмитрий Бортников - спящая красавица

Ничего бы не изменилось. Ничего бы не произошло. Ни ветерка! Ни движенья ресниц!

Наверное, я переживал в тот момент то же самое, что и дядя! Только во мне не было тоски! Ни страха, ни тоски. Только смирение.

Как громом пораженный, я сидел, уставясь в кафельный пол. В эти белые квадраты. В трещинки. В прожилки. Может, кто и видел лучшие времена... Я не знаю. Нам никто ничего не обещал. Никто. Ни мира, ни счастья, ни красоты. Ни синих глаз. Ни густых волос. Ничего.

Я вернулся из толчка как покалеченный! От смиренья у меня заплетались ноги. От слабости я даже засмеялся. Тоненько-тоненько! Наверное, впервые со дня приезда. Так странно. Я сидел один и смеялся!

Я был совсем один в этом городе. Да. Совсем-совсем один.

Мы все здесь были без мам и пап. Мы были свободны. Нас спустили с цепи! Должны же мы были отрабатывать любовь! Окупить! И не только! Это уж само собой! Нет. От нас требовалось еще и принести прибыль! На нас возлагались надежды! «Здесь из вас всех сделают людей! — возмущался дядя. — А то сплошные маменькины сынки! Ничего-ничего! Похлебаешь говно лаптями! Никому еще не помешало!»

«Пить так пить!» — сказал котенок, которого несли топить. И мы пили эту свободу! Всеми дырками! Мы жрали ее! До тех пор пока не надо было стирать белье! Да. До стирки. В конце недели. До тех пор пока не наступало воскресенье! Мы все воскресали поодиночке. Кто как мог. Каждый стирал по-своему.

Те, у кого были отцы, — в одну сторону! Те, у кого только легенды, — в другую! Так всегда было и так будет! Всегда! Хо! И в аду нас построят в две шеренги. По тому же принципу. На-а-а-пра-а-а-аво! Вперед! Шагом ма-а-арш! И музыка. Да. Марш. Музыка — это обязательно. Музыка вливает в сердца бодрость! От нее по заднице святые мурашки. Она заставляет смотреть в одну сторону! Всех! Даже глухих. Но наши шеренги не станут колонной. Даже там. Даже под музыку. Есть такие звери, которые никогда не лягут вместе! Ручные, мы будем плясать в одиночку...

Зависть. Да-да, меня пожирала зависть. Я смотрел в окно, а она поднималась снизу. Она жрала меня, как акула! От меня оставалась половинка.

Их лица, улыбки сыновей... На родителей я сначала не обращал внимания. Что они мне?! А вот дети. Это другое дело! Они так сладко жмурились! Такие сладкие, что хотелось впиться им в глотки! В щеки! Они были как младенцы спросонья! Такие безмятежные... Такие искренние! Эти мальчики. Эти здоровые лбы! С яйцами как у слонов. С усами.

Что это было? Зависть. К чему? А к тому, что они так лыбились! Они не знали насилия! В них умещалось все. И насилие тоже. Но я не мог в это поверить! Я им не верил! Неужели они так могут! Так могут улыбаться! Так требовать любви! Ну и рожи! Они были так откровенны... И как их любили...

Зависть жрала меня, как свинья! Под ее хрюканье я готов был взлететь! Я стал легким! Она сожрала мою задницу, всю нижнюю половину, что оставалась под подоконником!

Пацаны выходили стесняясь. Они стеснялись своих родителей! Ох-хо-хо! Какие нежные! Какая чувствительность! Вы только подумайте! Они стыдились материнских размалеванных рож, пылающих болезнью и нежностью! А папки? Батяньки! Они сурово курили, пока их блядовитые жены взлетали в комнаты к сыновьям. Еще бы. Надо все держать под контролем! Все! Как спят, с кем живут! Чем срут! Что в холодильниках. А вдруг они начнут пить! А колоться!

«Ты себе не представляешь!.. Ты вообще думаешь о своем сыне?! А если он начнет пить?! Ты об этом подумал?!» Они хлопали дверями, и эхо рода летело по общаге.

Отцы сурово курили и ждали. Им было на все насрать. Как младенцам, которых накормили-напоили. Им было все равно. Они сами были сыновья. Только одно их отличало от их же детей. Они больше не росли. И никто над ними не сидел, над спящими. Все. Чтобы выжить, они вернулись в хлев с черного хода.

Они ждали часами. Курили в тачках. Включали печки, радио. Выходили промяться. В дубленках. Толстые, с заспанными глазами. Некоторые грызли семечки. Они были такие стабильные! Как поваленные деревья. В них была мудрость!

«Никому не верь! Ничего не бойся! Никому не давай взаймы! Это я тебе говорю! Ебаный в рот! Я жизнь про-о-ожил... » Сколько раз я слышал такие наставления? Я сам мог уже учить. Мог проповедовать басом! Школа жизни!

Их жены. Как они втюрились, как втрескались в своих сынков! Они будто обжирались шоколадом! Стирка? Да если б сыновья швырнули свои носки в их накрашенные усталые морды! Они бы выстирали их в своих раскаленных ртах! Это была любовь! Да! Именно! Я ее узнал! Это была материнская любовь. С ней шутки плохи, как с гангреной!