Я открывал город один. Бродя по нему под звонки трамваев, глядя с любопытством, как кто одет. На девушек. На них я смотрел как младший. Они казались взрослее, чем наши. Никто мне не показывал город. Никто мне не всучивал своих мыслей. Я благодарен за это людям, что не встретились мне тогда.
Моя скороварка. Помню до сих пор. Я нес ее с вокзала в рюкзаке! С огромным рычагом, чтоб держать пар! Я ее чувствовал всеми боками! Спиной! Она громыхала. Ну и видок у меня был! С рычагом, торчащим из рюкзака, над ухом! Беженец! Я был беженец! Ни больше ни меньше! Инопланетянин! Странное никелированное устройство за спиной! Я шагал тихо, да. Как в балете. Дын-дынь... Она меня колотила в бока.
Это была память о доме! Черт! Он меня не отпускал. Это было благословение матери. С этой дурацкой кастрюлей я чувствовал землю. Я не мог взлететь. Скороварка мне напоминала о моей родной планете. О матери. О самом простом и важном. О жратве.
Жри! «Ты ешь. В городе надо быть здоровым. Нельзя болеть. Ни в коем случае!» — так она меня перекрестила на дорогу. Это было удивительное напутствие. Это было единственное в своем роде благословение.
«Это стоит дорого. Лечиться... Что они сделали?! Теперь нельзя болеть! Ни минуты! Надо подыхать сразу. Не лежать! Ни в коем случае! Даже не думай! Всегда на ногах. Будь всегда на ногах. Ползай. На четвереньках. Но не ложись! Не уползай в нору! Захочешь полежать в тепле! Только попробуй! Теплая нора станет могилой! Даже когда червей на себе увидишь — не сдавайся! Ползай. Двигайся! Будь среди людей. С ними. Ходи, толкайся среди них. Бери их силу! Заражай их! Передай им болезнь! Заражай их собой! Всегда! Заражай своим настроением! Особенно когда заболеешь. Тогда сразу будет легче! Легче. Если сможешь заразить их! Будет легче! В этом весь фокус! Держись к ним поближе! Иди к ним. В магазины. Катайся в автобусах. Будь среди них. Забери у них силу. Нельзя быть одному. У нас нет столько денег! Чтоб быть одному! Ходи! Ходи! Пока не свалишься! Разговаривай. Но не оставайся ни с кем один на один. Когда заболеешь... Иначе ты рухнешь. Прямо к ногам! Как спелая груша! К ногам этого человека. Даже если ты поймешь, что конец! Что — все. Не оставайся ни с кем один на один. У тебя заберут всю твою силу... Всю силу... »
Она в этом знала толк. Она переводила дыхание.
«И только когда ты умрешь... Когда по-настоящему начнешь умирать... Тогда уйди!»
Ее глаза стали другими. Неужели в них была любовь?! Я подумал — вот, она увидела свой конец... Может быть, в эту минуту она видела это... Да. Наверное... Она это увидела... Глазами, полными странных слез. С застывшим лицом, будто присыпанным серым снегом. В ту секунду она увидела, как все кончится. Там, куда провожала меня. Смерть ждала ее в городе. И я был посланником матери в город. В город, где все кончится.
Мы молчали. Мы отдали друг другу то немногое, что у нас было. Она повернулась и пошла в дом. Не двигаясь, я остался на дороге. Без прикосновений. Без взгляда. С распахнутым воротником дядиной куртки. Она ушла, закрыла калитку. Потом вспыхнул свет в комнате. Что-то вышло из меня и бросило последний взгляд. Она стояла в комнате, осматриваясь. Как проснувшийся человек. Не узнавая дома, не видя ни стен, ни потолка.
Она отдала свою силу. Всю свою силу. То, что вышло из меня, снова вернулось.
Всю долгую дорогу до города я был без сознания. Да. Без молчания и без слов.
***
В первые дни я очень тосковал. Эти снежные вечера... Сначала была осень, а потом полетел легкий снег. Я стоял у окна. Я даже не успел раздеться. Только поставил рюкзак и чемодан, как все вдруг стало бледным и пошел снег. Все побледнело, да, и пошел снег. На него больно было смотреть. Я почувствовал себя совсем одиноким. Легкость и пустота. Пустота и еще раз пустота. Мне будто показали мою жизнь. Да. Кончик, всего лишь краешек... Я чуть не заплакал. У нас была хорошая встреча с городом.
Думая о городе еще раньше, я даже не мог представить себе, насколько он окажется незнакомым. Этот первый вечер в незнакомой пустой комнате...
Я стоял у окна, как и раньше. Там, еще у матери... Ну а теперь? Здесь? Теперь это было другое окно. Чужой вечер в совершенно незнакомом мире.
Я думал о матери с тоскою. Со щекоткой в носу. Я был уверен. Я знал, она тоже думает обо мне в ту минуту. Если бы я сказал ей, что' чувствую, она бы не поверила. Я снова видел ее лицо в окне, да, тогда, в момент отъезда. Это было так давно. Это было сегодня.
Мне было не страшно увидеть ее другое лицо. Теперь — нет. Не страшно. Теперь я бы мог смотреть в него. Сколько хочу! Да! С любовью! Не отводя глаз. Долго-долго... Она бы рассмеялась надо мною.
Читать дальше