И мы здесь — как грачи за трактором... Ходили, высматривали — что отдала земля.
***
Ну ладно. Теперь Англичанка.
Она смотрит в окно. Слишком долго смотрит, мы успеваем все написать. Даже слепой бы успел насмотреться. А она нет. Ее профиль, окно, а там река, лес и далеко-далеко горизонт. И там ничего нет. Ничего! И внезапно она начинает! «Гуд бай, гуд бай... Май нэйтив ривер... »
Она сошла с ума! Спокойно, как вышла в другую комнату. Мы сидим, зачарованные непонятным языком. Но это только недавно. Совсем недавно. Неделя, наверное, как она стихла. Раньше было не так. Она нас заставляла петь хором! Уж если сходить с ума — то оптом. Да. Оптом — в школе, по домам — в розницу! Не вру. Серьезно. Хором! Мы скандировали «Ши дид эвридэй ши ливд»!
Да! Из Шекспира. Макбет. Но ей этого было мало! Одна часть нас пела это, а другая орала «Ай шу-у-уд пу зе суииит милк оф конко-о-од инто зе хелл!».
Мы скандировали это, как лозунг. Как девиз ее безумия. А она дирижировала шариковой ручкой. Детский хор сошел с ума! Весь. Сразу.
Мы заглушали всю остальную поебень. Соседа физика, биологию слева! Физик даже приходил: «Вы можете потише?! Ради бога!»
Ха! А она?! Легкое движение бровей. Она поднимала брови... Стоило физику спрятать свой нос — шабаш начинался снова. Мы впадали в раж! По новой! Она еще крепче закручивала гайки. Вооот. Та- аак! Крепче! И с новой силой. До упора! Дирижируя своей левой таинственной рукой. Закрыв глаза... От нее шел дым! Я видел, как он поднимается! И пламя! У нее выпрыгивало пламя изо рта! Мы вибрировали, как кролики! Еще немного, и она начнет срывать одежду! Вот-вот! Еще секунда! Она бросится на нас! О чем мы втайне все мечтали! Но так... Когда видишь такое... Она превратилась в тигрицу! Мы открыли клетку! Как зачарованные, мы открыли ей все двери!
И она вырвалась, как ведьма! Как три ведьмы! Кружитесь, кружитесь! Трижды тебе и трижды мне и трижды еще, чтоб вышло девять...
Она будто кружилась вместе с ними! Торнадо! Одна из трех сестричек! И эта пляска, эта безумная полька будто покрывала нас ее тенью...
Она вводила в такой транс, что потом, на физике, у нас у всех ширинка стояла шатром! Даже у девчонок из-под подола вырывались клубы мокрого дыма! А это уже не шутки! Если у девчонок наших стало мокро! Они только, сжав зубы, постанывали! Но это еще ничего! От нас потели окна! Мы дышали, как котлы с какао в нашей столовке! А физик только входил и выходил! На него она не действовала. Ха-ха! Он думал, что ему скоренько удастся спустить нас на землю! Не тут-то было! Он зажигал свои гирлянды, врубал разряды, повсюду сыпались искры, воняло серой, а нам хоть бы хны! Хоть трижды хны! Он носился вокруг трансформатора, как бес у сковородки! А нам?! Все это нас касалось, как мертвеца — прогноз погоды. Даже меньше! Мы его просто не видели! Закатив глаза, мы бесновались минут пятнадцать. Не больше. А потом — все. Мы стихали. Он тоже.
Я засыпал в этот момент. Почти сразу. Но это в том случае, если у нее не было урока. Она ведь была здесь. Рядом. Да. За стеной. И даже через розетку ее голос был способен на чудеса. Я повторяюсь про розетку?! Это понятно. Это ясно. Я в ней бывал каждый день! И по три раза на день! Когда у нас физика, а у нее — английский. И вы думаете — только я один?! Ну нет... мы все прошли через этот пятачок! Всей толпой! Туда! Туда! К ней! Через стену! Нас можно было ловить, как головастиков! Всей кучей! Косого, меня, Саньку — всех! Не ошибешься! Нам всем в этой розетке хватало места! Никто не толкался, не пихался! Мы шли на нерест, как мухи! Как жучки-солдатики в мае! Мы шли на ее зов. На ее голос. Еще бы... Эта колдунья гоняла нас и в хвост и в гриву! Семена ее голоса проросли сквозь наш мозг! Наши головы цвели, как палисадник старой девы!
***
Она читает, глядя в окно. Туда, за лес, за реку, за холмы... Там все чисто. Такая чистота — что глаза тонут. А мы смотрим на нее. Черт! Это совсем не важно, что она говорит. Оказалось, это Байрон. Хорошо, что я не знал раньше! Это говно мамонта! Эта старина. Она нам сказала, что он умер от... дизентерии! Ха-ха! Но мы-то знали, что это такое — ди-зен-те-рия! Что это за штука! Он склеил ласты во время поноса! Вот уж это мы навсегда запомнили!
У нее было разбито сердце. Мы все в классе впервые видели человека, который жил с разбитым сердцем. Девчонки как раз за это ее и ненавидели. Это была свирепая зависть. У них-то с сердцами было все нормально. А у некоторых их было по два. Одно для первой четверти, а другое для каникул.
А ее сердце было разбито. Она жила, как большая кукла. Как превосходная огромная теплая кукла. Кукла с теплыми ногами, с морщинками, со стоптанными внутрь каблучками. С запахом из подмышек, с густым тихим голосом, с ногтями, с вишневым дыханием... Большая печальная кукла, и стоило этой кукле заговорить по-английски, наши сердца в ширинках трескались, готовые разбиться. Нас как раз это и сводило с ума, то, что она была куклой. Да. Именно.
Читать дальше