Осиявшие благоприятностью обстоятельства (в них впиякался по счастливому стечению и расположению ко мне Гондольского) не утишили норова, а сызнова разогрели придирчивость: опять зацикливался на нестыковках, педалировал расхождения, поощрял неприятие, расковыривал язвы непримиримости и обличительства. Что вело к еще большей конфронтации с расфуфыренными духовниками.
Ехали привычным кагалом: Гондольский, я, диетологиня с напарницей и Златоустский на юбилей общего приятеля — сатирика (параллельно — крупного воротилы в игорном бизнесе). Праздничный вечер открыл, выйдя на сцену в манишке и бордовом фраке, губернатор области, где юбиляр понаоткрывал особенно много игровых залов — и с их помощью плодотворно вытягивал из населения (обираемого им еще и на принадлежащем ему продуктовом рынке) последние гроши. Губернатор огласил приветствие в адрес виновника торжества, присланное аж самим президентом. Логично было ожидать: мироеды и казнокрады, коих обличает и бичует в своих ядовитых тирадах наследник Гоголя, — ненавидят остроумца за приверженность правде, суровая критика социальных пороков и врачевание общественных язв лишают чинуш сна, выводят из себя. Но вместо того, чтобы гнобить и душить срывателя масок, запрещать и выкорчевывать его гневные отповеди, отважному несгибаемому правофланговому сатиры позволяли беспрепятственно кривляться и молоть что вздумается, преподносили японские телевизоры и швейцарские часы, ключи от новых яхт… Почему? Может, налицо был прогресс в сознании власть предержащих и их отношении к нелицеприятной критике? Того, кто колол глаза правдой, отметили еще и орденом. Ему воздали по заслугам, подарив дачу в Крыму, на территории выпиленного Стоеросовым ботанического сада. Я (и остальные) своими ушами слышали благодарственное блеяние обласканного скромняги: никого он не шпынял, не волтузил, не позорил, а лишь ублажал, веселил, развлекал, и власть именно за это ценила его и панибратски трепала по холке.
По завершении официальной части перекочевали (опять гуртом) на специальный молебен в отреставрированный на пожертвования Стоеросова храм, где Всевышнего — за превеликое счастье ходить с королем смеха по одной земле — благодарил, помахивая кадилом, пристяжной батюшка (тот самый, который отгонял нежелательных коммерсантов от церкви огнеметом и сам теперь развернувший в стенах обители торговлю буклетом под названием «Прочь!» — о беженцах из Туркмении). Охранники с автоматами и электродубинками оттерли случайных прихожан к стене, а нас пригласили в трапезную, находившуюся в подземном этаже, под алтарем. Юбиляр восседел в обрамлении лампад и сиянии свечей, будто младенц Христос в венце…
— Любуйся! Наш, наш до мозга костей биндюжник, хохотун, просоленный пошляк, — дул мне в уши Гондольский. — Не какой-нибудь Аркадий Тимофеевич Аверченко, имевший пять дюжин костюмов и специальную прислугу, обязанную за этой одеждой следить. Да, у нашего шуткаря семь горничных, но использует он их по назначению, а ходит в залоснившихся брюках, потому что темперамент не позволяет этим цыпам отвлекаться на стирку и глажку… Ух, какой темперамент… Не до одежды ни ему, ни им, зачастую не успевают набросить даже халаты… Так и фланируют голые от кровати к кушетке и обратно и все шутят, шутят, оттачивают остроумие, придумывают репризы и гэги…
Наблюдая, как в три горла ест и пьет остроумец, я думал: где это видано, что бичуемые привечают гонителя? Разве пустят его за ломящийся яствами стол — пировать вместе? И разве не согласный, избегающий подачек примет приглашение: прихлебать с теми, кого презирает?
В процессе вечера Захер подарил нализавшемуся хохмачу свою тельняшку, предварительно он долго ее топтал (согласно морскому суеверию — ритуал предохранял от потери чувства юмора), хлебнувший лишнего батюшка целовал виновнику веселья орденоносные лацканы и возвещал, что прощает ему все без исключения проступки, вплоть до физического устранения конкурентов — владельцев казино, которое, он знает, имело место.
— Как без этого? Ибо не мир, но меч принес ради торжества достойнейших из достойных… Неужели не порадею тем, с кем меня связывают личные интересы, а предпочту врагов? Пусть врагов любят дураки! Так завещал Господь.
Но и это было не все. Плохо державшегося на ногах гаера-бенефицианта препроводили в соседний с подземным рестораном зал, где стояли вытесанные из мрамора саркофаги с выгравированными на крышках табличками. Один, находившийся аккурат между ванной для упокоения будущих останков губернатора и выдолбленной изнутри глыбой для телес местного (еще живого пока) градоначальника, предназначался наклюкавшемуся юбиляру! Он тотчас заполз в него и захрапел…
Читать дальше