Шань Са - Играющая в го

В 1880 году мой дед участвовал в реформе императора Мэйдзи, а их предки служили вдовствующей императрице Цыси. В 1600-м мои, проиграв сражение, делали себе харакири, их — захватывали власть в Пекине. В Средние века женщины моего рода носили кимоно с длинным шлейфом, подбривали брови и красили зубы в черный цвет, а их матери и сестры собирали волосы в высокий пучок. Уже тогда они перебинтовывали ноги. Китаец и китаянка понимают друг друга без слов. Носители одной культуры, они притягиваются, как два магнита. Как могли бы любить друг друга японец и китаянка? Между ними нет ничего общего.

Она задерживается. Ее зеленоватое платье, еще минуту назад казавшееся олицетворением печали и уныния, среди деревьев начинает внезапно излучать свежесть. Возможно, это и есть образ Китая — предмета моей страсти и одновременно ненависти? Когда я рядом, меня печалит убожество этой страны. В разлуке я тоскую по ее прелестям.

Она даже не смотрит в мою сторону.

Я покидаю площадь.

Чен сообщает, что мой кузен преподает игру в го в Пекине.

— Кстати, Лу женился, — добавляет он, не спуская с меня глаз.

Эта новость оставляет меня равнодушной.

Чен живет в Новой Столице. Он заявляет, что они с Лу — лучшие друзья. Именно он представил Лу императору. Послушать Чена — так он самая могущественная особа в Маньчжурии.

Я завидую беззаботности этого сына министра, довольного собой и собственным существованием. Прошлое возвращается ко мне по крупицам. Это было сто лет назад. Жизнь была прекрасна. Мы с кузеном были очень похожи на Чена. Считали себя лучшими игроками в мире. Моя сестра была еще не замужем. Обе мы были девственницами. Она прерывала наши с кузеном партии, принося чай и пирожные. Сумерки неторопливо раскидывали по небу алые сети. Мне было неведомо предательство.

В тот же день Чен уезжает в Новую Столицу, оставив мне надушенную карточку с новым адресом кузена Лу, и обещает вскоре вернуться и вызвать меня на поединок в го.

Я возвращаюсь на свое место. За столом никого нет, мой противник ушел, не оставив даже короткой записки. Я так устала, что у меня нет сил даже рассердиться. На этой земле люди приходят и уходят. Каждому свой час.

Я собираю камни. На западе солнце никак не покинет небосвод. Облака напоминают торопливый росчерк пера. Кто расшифрует это предсказание моей судьбы?

Я зажимаю черный камень между пальцами. Его гладкая поверхность отражает свет дня. Во мне живет зависть к его бесчувственному сердцу и ледяной чистоте.

Кузен Лу утешился новой любовью, и я рада, что он так быстро вновь обрел радость жизни. Незнакомец ушел, не доиграв партию. Го для него — не более чем забава. Мужчины не живут страстями. Они легко преодолевают сердечные переживания. Минь преподал мне хороший урок. Смысл их существования заключается в чем-то ином.

Мой рикша резко останавливается. Посреди улицы стоит человек. Он кланяется мне до земли. Незнакомец просит извинить его и умоляет продолжить игру завтра после полудня. Я слегка киваю и приказываю вознице ехать дальше.

Я должна оставить его там. На его собственном пути.

«В этом мире мы шагаем по крыше ада и созерцаем цветы». [28] Исса, японский поэт XVIII в.

Только созерцание красоты способно отвлечь солдата от страстного желания исполнить свое предназначение. Цветам же безразличны чувства восторженных почитателей. Они расцветают на краткий миг, чтобы умереть.

Последние новости принесли в казарму лихорадочное возбуждение. Нанеся китайской армии несколько чувствительных поражений подряд, наши дивизии подошли к предместьям Пекина.

Попавшая в отчаянное положение армия Сун Чжэюаня и Чжан Цзычжуна боится Чан Кайши больше, чем японцев. Опасаясь, что его войска придут на север и захватят их земли, генералы отвергают помощь китайцев и хотят начать мирные переговоры.

В ресторане Хидори атмосфера накаляется с каждой минутой. Наиболее воинственные офицеры требуют взятия Пекина, осторожные опасаются вмешательства Советского Союза и заявляют, что главное сейчас — усилить японское присутствие в Маньчжурии.

Сегодня я не был у Орхидеи. Тело мое свежо и упруго, ум работает ясно и четко. Я не участвую в жарком споре и безуспешно пытаюсь помешать товарищам перейти к выяснению отношений на кулаках.

Споры продолжаются до поздней ночи. Несколько пылких лейтенантов обнажают грудь и клянутся покончить с собой, если императорская армия заключит мир с Пекином.