— Нет-нет, — Бэз помахал рукой и повалился в кресло. — Ты же знаешь, я больше не пью, зачем же предлагать?
— Извини.
— И ты прекрасно знаешь также, что я имел в виду, говоря «положительная». Брось, Дориан, будь реалистом.
— Ха-ха. Отлично сказано, Бэз, бесценная фраза. Будь реалистом — это могло бы стать родовым девизом Греев. Да, я знаю, что ты имеешь в виду, и, поверь, мне жаль тебя, Генри, Алана, правда. Жаль еще и потому, как я временами думаю, что самого меня вирус миновал. Как это называют — комплекс вины уцелевшего?
— Н-но как же?… Как это возможно? — Бэз встал и принялся расхаживать по комнате. — Ты спал с Генри, мы все кололись одной машинкой … и все-таки ты…
— Послушай, Бэз, ну о чем тут говорить? Просто так случилось. Такое впечатление, будто ты хочешь , чтобы я был болен.
— Нет-нет, конечно нет, это было бы ужасно! — Бэз остановился за спиной Дориана и — просто потому, что знал, ему это можно, — приложил ладонь к его щеке и провел большим пальцем по крылу совершенного носа. — Прости, — сказал он. — Прости, что лезу к тебе с обвинениями, — просто, за эти годы до меня доносилось столько слухов.
— Бэз, тебе никогда не приходило в голову, что большая их часть порождена ревностью? В конце концов, будь у тебя такая возможность, ты тоже считал бы меня своей собственностью…
— Да, да, наверное, ты прав. Прости. — И Бэз, словно ощутив нужду в дальнейшем отпущении грехов, снова отыскал губы своего исповедника. Они стянули друг с друга пиджаки, расстегнули рубашки. Бэз пошел бы и дальше, но Дориан потянулся к стоявшей на каминной полке деревянной шкатулке. Я хочу уколоться, — сказал он.
— Что? — Бэз, не поверив услышанному, в испуге отшатнулся.
— Хочу смешать «спидбол», уколоться, а потом отсосать у тебя так, как никто еще не отсасывал; не спускай с меня глаз.
— О Господи, нет, Дориан… я не смогу… я пять лет оставался чистым, мне это не нужно… я не хочу…
Дориан извлек из шкатулки поблескивающую вещицу — сталь и матовое стекло. Взгляни, — сказал он, — старинная работа, откалиброван настолько точно, что одного лишь кровяного давления хватает, чтобы наполнить его — прекрасная вещь, правда?
— О Господи, о нет, даруй мне мужество… — бормотал Бэз.
— И остальное все чистое, героин, амфы, кока, самое то, что нужно.
— Я не прикасался к ним пять лет, Дориан! — простонал Бэз. — Зачем мне теперь все портить?
— Ты также был одинок все эти пять лет, Бэз, и позаботиться о тебе было некому. — Дориан методично смешивал наркотики, наполняя шприц. — Если захочешь, можешь потом отправиться в клинику, я заплачу, но давай проведем вместе одну безудержную ночь. А завтра утром мы сможем снова стать паиньками, не так ли?
— Дориан, если я вколю себе это, то обращусь не в безудержного человека, а в мертвеца.
Но было уже слишком поздно. Слишком долгое время оставался Бэз в этой опасной области и теперь — допустить самую мысль о приеме наркотика было все равно что принять его. Поезд Бэза проскочил последнюю стрелку и остановиться мог, только сойдя с рельсов.
— Сколько будет в самый раз? — произнес его гонитель. — Пожалуй, половина. — Дориан стянул с себя рубашку, оставив лишь один рукав, который использовал как жгут. Вонзил иглу в вену. Подрагивающий красный столбик начал подрастать между его пальцами, бисерины пота покрыли верхнюю губу Дориана, пока тот надавливал на шток шприца. Бэз оцепенело наблюдал за ним. Держи, — сказал Дориан, отдавая ему шприц. Потом он раздел Бэза, оставив на нем только трусы, собственным галстуком старого итонца перетянул ему руку и, отобрав у Бэза сосуд, наполненный противоядием от жизни, сделал ему укол. Сия блоха / пила твою, а ныне пьет мою… — промурлыкал Дориан и взглянул Бэзу прямо в глаза. Он не увидел в них ни возбуждения, ни отвращения, но только холодную страстность созерцателя и яркую вспышку торжества.
— Иисусе… о… Иисусе. Какой он сильный, — давясь, пролепетал Бэз.
— Я же говорил тебе — чистый; чище младенца Иисуса.
— О… черт. Я сейчас блевану.
Шаткой полупробежкой Дориан проволок Бэза через комнату, а там и за дверь уборной, притворявшуюся лаковой ширмой. Все еще пузырящаяся минеральная вода хлынула изо рта Бэза. Ничего, Бэз… ничего… — ласково ворковал Дориан. — Все будет хорошо… ну что, плющит, а?
— Еще как.
— Хорошо ведь, правда? — приговаривал он.
— О да… так хорошо.
— А вот это — тоже хорошо?
— Да-а.
Замочек молнии скользнул вниз. Изогнутая спина Дориан походила на спину ископаемой твари, пасущейся в сексуальной трясине. Ягодицы его подрагивали, пока он склонялся, и поднимался, и снова склонялся, словно уничижаясь перед фаллическим идолом — идолом, который задыхался, стенал и, наконец, закричал, не в силах снести низкопоклонства. Чмок-чмок . Дориан облизал губы. Ты все еще солонее большинства мужчин, Бэз.
Читать дальше