– Воды! Воды!
– У нас закрытое заведение, сударь, только для приличных посетителей. У вас есть галстук?
Отрывок из скетча Дария Возняка «После меня хоть потоп»
Утром их будит не крик петуха, а протяжный гудок рефрижератора, который привез продукты в ресторан отеля «Будущее».
Солнце встает, последовательно становясь лиловым, розовым, желтым, белым.
За завтраком Исидор достает мобильный телефон и, используя его как миниатюрный компьютер, создает файл «Расследование убийства Дария».
– Лукреция, напомните, что нам известно об этом деле.
Она не отвечает. Ее глаза прикованы к телевизору, который стоит за спиной Исидора. Он оборачивается и видит на экране лицо Себастьяна Доллена. Лукреция прибавляет звук.
В новостях сообщают, что комик Себастьян Доллен пустил себе пулю в висок. В его жизни были взлеты и падения, а перед гибелью он впал в нищету и алкоголизм.
– Это седьмой комик, который добровольно уходит из жизни, причем одним и тем же способом, – говорит журналист, напоминая об эпидемии самоубийств среди представителей разных профессий, которая поразила сначала работников служб связи, потом служащих автомобильных заводов, а теперь комиков.
– Зачем вы включаете телевизор во время серьезного разговора? – спрашивает Исидор, никак не реагируя на услышанное.
– Перед смертью Себастьян назвал мне имя убийцы Дария.
Исидор недоверчиво спрашивает:
– Ну и кто же это? Кто, по его мнению, убил Дария?
Лукреция чувствует, что ему действительно интересно. Она повторяет то, что услышала от Себастьяна Доллена, четко выговаривая каждый слог:
– Три-стан Ма-ньяр.
– Тристан Маньяр? Тот самый Тристан Маньяр?
– Да.
– Знаменитый комик, который таинственно исчез несколько лет назад?
– Именно он. Себастьян сказал дословно следующее: «Идет битва между смехом света и смехом тьмы. Дарий принадлежал тьме, а Тристан – свету. Архангел Михаил поразил копьем дракона». Вот что он сказал перед тем, как умер на сцене.
Исидор жует круассан.
– Что вы об этом думаете? – спрашивает Лукреция.
– Я не люблю юмор. Не люблю анекдоты. Я думаю, что к этому бесполезному занятию прибегают, чтобы скрыть отчаяние, являющееся естественным состоянием человека.
Он пристально смотрит на второй круассан, но сдерживает себя.
– Именно из-за юмора человек остается в унизительном положении. Без него он бы давно уже взбунтовался. Юмор, как анальгин, не дает чувствовать боль, и мы терпим то, с чем нужно бороться.
Лукреция встает за тостами и шоколадно-ореховой пастой, садится и начинает делать бутерброды. Она говорит с набитым ртом:
– Я не об этом спрашивала. Я хочу знать, что вы думаете о версии «Тристан Маньяр»?
– Появление этого призрака в нашем деле удивительно. Это действительно может стать версией. Настоящая, серьезная, интересная тайна порой открывается при помощи тайны еще более серьезной и еще более интересной.
Исидор снова берет айфон и печатает. Оторвавшись на минуту от своего занятия, он говорит:
– Тристан Маньяр был талантлив. Он не просто переделывал старые шутки. Я его обожал. Вот кто сумел превратить свою жизнь в отличный анекдот, заканчивающийся словами: «А потом он просто исчез».
Он делает вид, что разгоняет дым.
– Я думала, что вы не любите юмор.
– Наоборот, я слишком люблю это высокое искусство и не выношу, когда его унижают вульгарным кривлянием.
– Я вас не понимаю.
– Потому что вы не знаете трех основных принципов восприятия мира. Я не люблю юмор низкого качества. Юмор на телевидении в основном способствует деградации человека и его унижению, я его не выношу. Может быть, именно такой юмор Доллен называл юмором тьмы. Как бы там ни было, именно на нем основана индустрия Дария.
– Вы преувеличиваете.
– Я люблю тонкий юмор, самоиронию, абстракцию. Тристан Маньяр был в этом очень силен. Я не люблю юмор того же качества, что скверное вино. Но при этом с удовольствием выпью бокал «Бувэ Лядюбей» урожая 1978 года или чилийского вина «Кастильо де Молина» урожая 1998 года.
– Понятие «хороший юмор» очень субъективно, вот в чем проблема. А насчет вина все уже как-то пришли к общему мнению.
Исидор взмахивает чайной ложкой.
– Верно подмечено. Но Тристан Маньяр объективно был великим юмористом потому, что он открыл некий дополнительный подтекст. Его юмор не был сальным, непристойным, расистским. Его шутки – это интеллектуальные золотые самородки. Его юмор пробуждал разум, а не усыплял его.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу