Бернар Вербер - Смех Циклопа

Монарх хотел извиниться, оправдаться, даже засмеяться, чтобы исправить положение. Но он вспомнил слова Ниссима: «Никогда не смейтесь над своими шутками».

Поэтому он выдержал роль до конца, взял царицу Савскую за руку и повел в царскую опочивальню мимо окаменевших от возмущения придворных.

Соломон отказывался признать себя побежденным. Со свойственным ему упорством он продолжал заниматься с Ниссимом, развивая в себе способность «придумывать смешные фразы».

– Юмор может изгонять злых духов, – уверял Ниссим. – Он уничтожает то, что пугает нас. Скажите, господин, чего вы боитесь больше всего на свете? Мы посмеемся над этим. Это будет наше следующее упражнение.

– Чего я боюсь? Своей матери Вирсавии. Когда она сердится, я становлюсь маленьким ребенком.

– Очень хорошо. Чтобы не произносить лишний раз ее имени, будем говорить «еврейская мать».

Царь Соломон пытается вспомнить что-нибудь смешное о своей матери, но тема кажется ему запретной.

– Помоги мне, Ниссим.

– Ну что ж… Что вас больше всего в ней раздражает?

– Она следит за всеми моими действиями и непрерывно высказывается по любому поводу. Что бы я ни делал, мне все время кажется, что у меня ничего не получается.

Ниссим едва заметно улыбается.

– Как узнать, что вы сын еврейской матери, господин?

– Не знаю.

– Ночью вы встаете в туалет, а когда возвращаетесь, ваша постель уже заправлена!

Соломон смеется.

– Ваша очередь, господин.

– Ничего не приходит в голову. Расскажи еще один анекдот.

Ниссим бен Иегуда задумывается, а потом говорит:

– Три еврейские матери сидят на скамеечке. Первая вздыхает: «О-хо-хо», вторая отвечает: «Ай-ай-ай», а третья говорит: «Ну, хватит! Мы же договорились – ни слова о детях».

Соломон снова хохочет.

– Как это ты так легко их придумываешь, Ниссим?

– Я наблюдаю за людьми на улице, подмечаю их особенности. И пытаюсь взглянуть на все с другой точки зрения.

Так Ниссим в присутствии царя Соломона придумал первые анекдоты про еврейских матерей.

Однажды он обратился к правителю со странной просьбой:

– Господин, я хотел бы создать общество, чтобы заниматься юмором как новой наукой.

– Я не понимаю. Юмор – не наука, это развлечение.

– Пока не наука. Я хочу собрать несколько талантливых людей и создать мастерскую юмора. Для начала хватит трех помощников и помещения, где можно спокойно работать. Возможно ли это, господин?

Соломон удовлетворил просьбу Ниссима, хотя так и не понял, зачем нужна мастерская юмора.

Позже царь Израиля сочинил сборник анекдотов, который в шутку озаглавил: «Песнь песней» (непереводимая игра слов). Затем он написал «Сборник анекдотов», название которой перевели как «Книга притчей Соломоновых». Чтобы звучало более солидно.

В этом заключалась трагедия царя Соломона. Его шутки воспринимали как мудрые высказывания либо как поэтические преувеличения. Никто не видел подтекста. И все считали, что царю пристал не юмор, а важность и величественность. Это очень удручало Соломона. Одна из его шуток осталась жить в веках: «Человек, из праха ты вышел и во прах обратишься!» Она должна была вызвать смех, но ее поняли неправильно, и служители всех религий используют ее в качестве мистического заклинания у гроба с покойником.

Тем временем в подвалах дворца Ниссим бен Иегуда с тремя учениками втайне от всех создавал новое искусство: искусство вызывать смех. С каждым днем все больше изумляясь необычайным возможностям этой зарождающейся науки.

Великая Книга Истории Смеха.

Источник GLH

Комиссар Маленсон медленно сцепляет и расцепляет пальцы. У него коротко подстриженная бородка с проседью и разочарованный вид. Над его столом портрет президента Республики соседствует с фотографией Генри Фонды в фильме «Меня зовут никто». Это кумир комиссара Маленсона. Из камеры предварительного заключения доносятся пьяные крики и удары в дверь.

– Знаете… Все, что вы рассказываете, кажется этаким произведением искусства… другими словами… историей, высосанной из пальца, – говорит комиссар.

Он очень доволен своим остроумием.

Лукреция пытается сохранять спокойствие.

– Я журналистка, и говорю о том, что видела собственными глазами.

На лице полицейского появляется выражение усталости. Он смотрит на настенные часы: два часа двадцать минут. Сегодня у него ночное дежурство, и только он собрался подремать, как в кабинет ворвались эти двое. Ему не терпится избавиться от незваных гостей. Но слова «Современный обозреватель» на трехцветной карточке вынуждают его соблюдать элементарную вежливость.