Вадим Муратханов - Время безветрия. Повесть

Все, включая Макса, пытались казаться веселыми. Отец с седыми растрепанными волосами и румяная студентка-сестра, а вслед за ними и гости желали Максу здоровья и скорейшего выздоровления.

— Вчера у нас произошло важное и радостное событие, — дождавшись паузы, объявил отец. — Максимушка бросил курить.

Все одобрительно загудели и принялись поздравлять Макса.

— Теперь быстрее пойдет на поправку. Да, Максимушка?

Макс расспрашивал о редакционных делах, но, не дожидаясь ответа, сам начинал что-то рассказывать, словно убеждая других и себя, что все помнит.

— Пойдем полежим?

Отец взял салфетку, вытер сыну пот с воскового лба и подставил плечо. Плотно прикрыв дверь спальни, вернулся к гостям.

— Знаете, с чего началось? Новость по «России» показали: боевики пленному солдату голову отрезают. Документальная съемка, все на самом деле. Максим две ночи уснуть не мог — картинка эта его преследовала. Потом слег. Думали, простуда, пока снимок не сделали. Как будто это ему, Макисмушке нашему…

Сестра молча протянула отцу салфетку.

Перед уходом гости зашли к имениннику попрощаться.

— Возвеселись, мужичина, хорош хандрить! — попытался встряхнуть его Чудинов.

Больной ответил бледной улыбкой.

— А что, Макс, страшно умирать? — неожиданно ровно произнес Муравцев.

Макс вздрогнул, мелко закивал. По желтым впалым щекам покатились восковые капли.

Что может быть страшней покалеченной мухи, ползущей к твоему лицу? Не темный бесплотный дух: отмахнешься — улетит, а навязчивый призрак, не оставляющий тебе права на милосердие.

Володя прихлопнул муху старой газетой, щелчком сбил с подушки черную лапку и понес выкидывать жертву.

— Звонили, — сообщала бабушка телефонной трубке, — из больницы. Ничего они не вырезали: разрезали и обратно зашили — мол, поздно. Ему велели не говорить. Ты бы хоть приехала. Наказание-то какое…

Володя оделся, открыл калитку и пошел по улице. Он не представлял, как будет скрывать от дедушки только что услышанную тайну, и не желал возвращаться домой. Ему хотелось идти все дальше, туда, где край города и кинотеатр «Октябрь». Где на асфальтовом кольце вокруг гигантской клумбы синие и красные троллейбусы общаются друг с другом, шевеля металлическими усами.

К вечеру он устал бродить и вернулся домой. Еще не дойдя до калитки, услышал тонкий бабушкин вой, чужие утешающие голоса и понял, что скрывать ничего не придется.

Двор был полон незнакомыми родственниками. Никто из них не обратил на него внимания, когда он подошел с клочком бумаги к печи. Синие буквы — «ХОЧУ, ЧТОБЫ ДЕДУШКА СНОВА БЫЛ ЖИВ» — сгорали в его руке справа налево.

После работы Володя пошел не на троллейбусную остановку, в двух шагах от газетного корпуса, а на метро. Он не мог отделаться от предчувствия, что встретит Алишера за столиком кафе — там, где они расстались. Володя боялся, что страх подтвердится, но желание проверить его оказалось сильнее.

Как только он увидел Алишера за столиком, тот оторвался от газеты и помахал ему. Отступать было поздно.

— Присаживайтесь, уважаемый. — Алишер подвинул пластиковый стул и носовым платком смахнул сухие листья с сиденья. — Как съездили, посидели? Это был красивый поступок — навестить умирающего товарища. У меня для вас небольшой сюрприз. — Алишер щелкнул замками дипломата и извлек диск с концертом Клэптона. — Вам было жаль расстаться с этим? Возьмите, великодушие должно вознаграждаться.

— Откуда? — вырвалось у Володи.

— Наши возможности часто недооценивают, уважаемый. К сожалению, а может быть, к счастью. А ведь мы ведем большую работу. В том числе благодаря тому, что нам помогают. Каждый пятый гражданин нашей страны работает в органах или активно с ними сотрудничает.

Алишер поднял бутылку с колой и знаком предложил выпить. Потрясенный Володя помотал головой. Он мысленно по кругу пересчитывал лица за столом Макса.

— Оглянитесь, уважаемый, — продолжал Алишер. — У нас мир и спокойствие. Не стреляют, не взрывают — просто благодать. А посмотрите, что творится у соседей — южных, северных. Мы не ценим того, что имеем. Ваш борец за свободу и права человека Чудинов рубит сук, на котором сидит. Он первый побежит отсюда, если «вовчики» свергнут душителей и сатрапов и доберутся до власти. Но с ним, по крайней мере, все ясно. Гораздо больше нас беспокоят Анжела Ястрижевская и Артем Муравцев. Первая — матерая сектантка, лидер религиозно-экстремистской ячейки. Она у нас давно под наблюдением, но боимся вспугнуть всю сеть. Второй состоит в тайном обществе суфийского толка. Вот только почему я сообщаю вам об этом, а не вы мне? С кем вы, уважаемый? Времени на размышление у вас уже нет. — Алишер достал и протянул Володе лист бумаги. — Пишите.