Вадим Муратханов - Время безветрия. Повесть

— И ты, Ястрижевская? — приветствовал ее Муравцев. — А заболеть не боишься?

— Макса навестить — наш долг. Заболею так заболею, — добавила она уже тише. И совсем еле слышно: — Так мне и надо.

Глаза ее заблестели.

— Брось ты, Анжела, не переживай. — Чудинов, кажется, расслышал последнюю фразу. — Это был несчастный случай. И Рустам, кстати, остается.

Такси катилось по старому городу. Володя сидел впереди. Звучавшие за спиной голоса коллег озвучивали медленно разворачивающийся пейзаж.

Новый город неотвратимо поедал хитросплетения и закоулки старого, как точилка стачивает уроненный однажды на пол карандаш. Саманная стружка смешивалась с землей.

Володя заметил, что они проезжают место, где когда-то петляла и ветвилась его махалля. Теперь здесь заправка, школа, торговые ряды. Его память, закатанная в асфальт. Чудом уцелели два тополя, под которыми прежде стояла синяя фанерная будка сапожника.

Машина встала на светофоре, и Володя успел разглядеть чигирь. Ровесник его детства все так же неутомимо зачерпывал жестяными цилиндрами воду из арыка, но теперь это зачерпывание было бесплодным: пронеся воду по кругу, он выливал ее не в узкий желоб, как раньше, а возвращал в целости и сохранности арыку.

Машина тронулась, и голоса спутников вновь проступили сквозь измененный временем пейзаж.

— …Вый… вый…

— Тёма, не выражайся: здесь дама, — вставил Чудинов и тут же ойкнул, должно быть получив кулаком по коленке.

— Выйдут женщины и дети, все твои униженные и оскорбленные, на пикет, когда тебя эти псы заберут?

— Эх, Тёма, темный ты человек. Я от женщин и детей ничего не жду — мне редакция зарплату платит. Просто я вижу, что от статей бывает людям реальный толк.

— Ага, это ты про то, как невинной старушке телефон восстановили?

— Это я про все.

— Таких газет, как мы, в городе три-четыре на обоих языках, и тем недолго осталось. Вре… времена, Леша, изменились: впору себя спасать, а не старушек. Ад… ад… о душе своей позаботиться.

— Да, кстати, о душе. Ты когда меня со своим гуру знакомить будешь? Месяц назад обещал.

— Негр… негр…

— Да не гружу я тебя. Просто уже заикнулся Рустаму — он дает добро и полполосы. Теперь на каждой планерке спрашивает.

— Икс… икс., и кстати, ты отлично знаешь, что наставник у суфиев пир, а не гуру.

— Артем, вы крещеный? — неожиданно вмешалась в разговор Анжела.

— Як… як… я крещеный, но это мое сугубо частное дело.

— Универсам, приехали, — остановил машину таксист, и все растерянно замолчали.

— Вот так вота, — показывает Рашид самбистский прием, и Володя заваливается в чахлую траву.

Ему досадно, что не устоял на ногах, но он утешает себя: если б не упал — показ приема не состоялся бы.

— Ра-ашид! — кричат на том конце улицы. — Иди домой, помогать будешь.

Рашид деловито идет на голос. Володе тоже пора домой.

Первое, что он слышит из-за калитки:

— Да, уважаемая, не беспокойтесь. Получка у нас седьмого — платить буду в срок.

— Вот, Володя, — говорит бабушка, — познакомься с Сержотом. Будет жить у нас в маминой комнатке. До зимы точно не съедете?

— Не съеду, уважаемая. Шерзод, — протягивает он руку Володе.

— Сержот — офицер, поговори с ним. — И, повернувшись к Шерзоду: — Страсть как любит у нас рассказы читать про войну.

— А почему вы не в форме? — интересуется Володя.

— Потому что служба у нас такая. Дзержинского в школе проходили?

— А пистолет у вас есть?

— Конечно.

— Подержать дадите?

В лифте Чудинов перепутал стершиеся кнопки, и он остановился этажом ниже. На лестничной площадке двое местных освежевывали тушу барана. Кровь капала в подставленный таз. Анжелу едва не стошнило, мужчины инстинктивно отодвинулись вглубь кабины.

На нужном этаже несколько секунд стояли у черной двери.

— Молчите и улыбайтесь, — обернулся Муравцев к остальным и нажал кнопку звонка.

Володя не виделся с Максом несколько месяцев. Ему показалось, что за этот срок сослуживец превратился в старика — ссутулился и ссохся. Желтая кожа обтягивала череп, но тем ярче блестели глаза при виде посетителей.

Вошли в зал и стали вынимать подарки. Анжела вручила конфеты от Рустама и иконку с Богородицей от себя; Муравцев — вырезанную из какого-то корня лакированную фигурку, тянущую вверх корявые руки. Чудинов извлек из коробки магнитолу, а Володя добавил к ней диск с концертом Эрика Клэптона.

Пока Макс радовался подаркам, Володя подумал, что больше других угадал Рустам. Конфетами виновник торжества успеет насладиться сполна, а вот Клэптона послушает от силы раза четыре, и диск — вместе с другими любимыми игрушками — сиротливо ляжет на вечное хранение в мемориальную пыль Максовой спальни. Он пытался гнать от себя эту неловкую мысль, но она уже не отпускала его до конца вечера. Он вспомнил, как однажды на концерте камерной музыки вместо того, чтобы слушать, задавался вопросом, не переплатил ли он за билет. Стоило ли удовольствие, которое он получает, столько денег. И неловкость усилилась от этого воспоминания.