Михаил Шахназаров - Слева молот, справа серп

Пробудилась троица от звонкого смеха и громкой музыки. Все пишущие, снимающие и фотографирующие вернулись из похода по городу. Открыв о кромку стола бутылку минеральной, Джоки жадно прильнул к горлышку. Утолив жажду, перешел к мыслям вслух:

– Сколько в государстве воистину светлых умов… И бомбы изобрели, от которых весь мир трепещет. С космических орбит не слазим. Образование даем лучшее на планете… А универсальную водку изобрести не можем. Как будто сами ученые мужи не пьют.

– Что значит «универсальную»? – зевая, спросил Рома.

– Ту, что без последствий для духовного и физического состояния человека. Я бы назвал ее «Утренняя свежесть». Просыпаешься, а голова не болит. Язык не прилипает к нёбу, мир кажется еще красивее, нежели в состоянии грогги.

– Может, ее уже давно изобрели. Как и пилюли для увеличения хера, – предположил Марьин.

– И почему же не пускают в массовое производство?

– Джоки, если такой эликсир начнут выпускать, в СССР лечебно-трудовых профилакториев будет больше, чем детских садов и школ, вместе взятых.

– И перед Богом спокойнее, – развил тему Рома. – Алкоголизм – грех. И жестокое похмелье можно отнести к его частичному искуплению. Оставшуюся часть искупим перед Господом на небеси.

– Да… Как подумаешь об этом, сразу начинаешь жалеть, что не стал атеистом, – грустно проговорил Малютка Джоки. – Я пойду товарищей из ИТР проведаю, а вы чего-нибудь поесть принесите. И поесть, и попить.

Инженерно-технические работники играли в города, перепевали бардов Никитиных и особых опасений своим поведением не вызывали. На появление Малютки Джоки они не отреагировали, но Малютка призвал к вниманию и толкнул небольшую речь. Говорил о сознательности, яблоках, раннем подъеме. На предложение выпить не откликнулся. После небольшого ужина в компании друзей, Кристины Пузанкиной и ее подруги Наташи Хузин отправился к головному вагону. Еще в Риге Хузин обратил внимание на симпатичную проводницу по имени Юля. Средний рост, каштановые волосы, фигурка ладная. Отдавалась она искренне, с улыбкой и полузакрытыми глазами. Досконально знала позиции, удобные для ограниченного пространства. Рома обещал зайти еще.

Журналисты выходили на финишную прямую. В коридоре две неуклюжие пары старались подражать балету «Фридрих Штат-Палас». Несколько купе были закрыты. Малютки с Пузанкиной в вагоне не оказалось – Джоки увел девушку в близлежащую рощу. Наташа сидела на коленях Андрея и, мотая головой, вела дуэль на языках. Перекатывая губами сигарету, Рома вышел в тамбур. Открыв дверь, резко остановился, приложив ладонь к левой стороне груди. Зубы впились в фильтр, глаза стали большими. На пластмассовом ящике из-под пепси-колы восседала спящая женщина лет тридцати пяти. Над взъерошенными волосами застыла красная рукоятка стоп-крана. Полурасстегнутую зеленую блузку придавливал к груди фотоаппарат «Зенит». Ноги дамы были неприлично раздвинуты, а из-под задранной юбки виднелся небольшой островок растительности. Левая рука фотокора подпирала затылок. В правой замер большой огрызок свиного рулета.

– Натурщица, бл. дь… – вымолвил Рома, выходя из тамбура.

Андрей с Наташей заканчивали прелюдию, увалившись на узкую полку.

– Андрюша, хватит лизаться. Вставай, помощь нужна.

– Рома, ну… ну тебе не совестно, а?

– Пошли-пошли. В тамбуре раненый боец Люся Блиндюк.

Раскачиваясь, Марьин двинулся вслед за другом. Наташино желание помочь осталось незамеченным. Увидев Люсю, Андрей поморщился:

– Таких раненых бойцов на фронте наверняка бросали.

– Это, прежде всего, наша коллега и женщина, которая в трудную минуту не отказала тебе в половой близости, – напомнил Рома.

– Эта коллега в прошлом году так ужралась на прогулочном пароходике, что выпала за борт и была чудом спасена. И все это видели юные пионеры.

– Берем за подмышки, Андрюша, – Рома напрягся.

– Рома, они у нее от пота мокрые. Ты же знаешь, какой я брезгливый.

– Ну что поделаешь. Не бреет Люсьен подмышки. Хочет быть естественной. Водкой потом руки ополощем.

– После такого лучше святой водой.

Не открывая глаз, Люся замычала. Разомкнув сухие губы, нараспев произнесла:

– Юра-а… То-о-олько не в меня.

– Сила внушения и возможность растянуть удовольствие в пространстве и времени. Женщина-уникум, – кряхтя, произнес Рома.

У железнодорожной кельи Калвитиса Хузин дал команду «стоп». Айгар был поглощен любимым занятием. На сей раз челюсти дробили бутерброд с копченым угрем.