Андраш Беркеши - Последний порог

И хотя Бернат был озабочен, он все же старался выглядеть веселым и ел с большим аппетитом. Было мгновение, когда ему показалось, что предпринятая им акция — безумие. Если с ним случится беда, он подведет Андреа. Кто будет заботится о ней, кто заменит его? Но он тут же заглушил свои сомнения, мысленно убедив себя в правильности поступка, ведь он ненавидит все, что теперь происходит в Германии.

В конце завтрака Андреа вдруг спросила:

— Может, вы все-таки скажете мне, что за игру затеяли сегодня утром? — Посмотрев сначала на отца, она перевела взгляд на Чабу.

Бернат, положив вилку и нож, принялся размешивать сахар.

— Откровенно говоря, я думал, что ты и сама сообразишь.

— Ничего я не понимаю.

— Теперь вижу. Только не будь такой агрессивной, я этого не люблю. И еще мне не нравится, когда ты пожимаешь вот так плечами да еще и гримасы строишь, которые совсем тебе не идут. — Заметив, что дочь еле сдерживает рыдания, Бернат, однако, не растрогался, понимая, что должен быть твердым и решительным. — Надеюсь, ты помнишь, что я репортер телеграфного агентства. А это значит, что я должен постоянно искать информацию. В Германии это не так-то просто. Люди, соглашающиеся давать мне информацию, часто рискуют свободой. И они с полным на то правом требуют, чтобы их связи со мной оставались тайными. Думаю, что сказал вполне достаточно, однако добавлю еще, что в данном случае сохранение тайны не только моя, но и твоя святая обязанность.

Чабе понравилось, как ловко вывернулся Бернат. Для него это, конечно, привычное дело. Он посмотрел на Андреа, которая собирала со стола пустые тарелки. Делала она это не спеша, словно хотела потянуть время, на лице се застыло выражение задумчивости.

— Теперь понимаю, — проговорила она, поднимая поднос, — но я все-таки ненавижу этого вашего Радовича. — Не ожидая ответа, она резко повернулась и вышла на кухню.

Мужчины переглянулись. Чаба тронул Берната за руку и успокоил его:

— Положись на меня, дядя Геза. Я сам поговорю с ней.

Бернат оделся, сказал, что у него дела, к обеду он будет у родителей Чабы. Прощаясь, он обратился к Андреа:

— Дочка, ненависть, как известно, плохой советчик. У тебя нет никаких причин ненавидеть этого несчастного парня. Он тебе ничего плохого не сделал.

Андреа не ответила, не видя смысла спорить с отцом. Да, она ненавидит Радовича за то, что он вклинился между ними, обострил отношения между ней и Чабой. Она не знала, сколько они еще пробудут в Берлине, но была уверена, что Чаба все оставшееся время будет отдавать теперь не ей, а своим друзьям. У нее сразу же испортилось настроение, она и с Чабой не хотела больше разговаривать. Оставив его в столовой, она ушла в кабинет отца, чтобы навести там порядок.

В королевском посольстве Швеции Геза Бернат быстро разыскал Анну Нильсон. Стройная девушка среднего роста дружелюбно улыбнулась ему, но журналист сразу же заметил, что за ее улыбкой таилось с трудом скрываемое беспокойство. Ее пепельные волосы волнами спускались на плечи. «Подражает Грете Гарбо», — подумал Бернат. Ворот белой шелковой блузки закрывал шоколадного цвета шею, овальное лицо тоже сильно загорело, под глазами и вокруг носа слегка проглядывали золотистые веснушки. Но больше всего привлекали необычайно большие глаза, и Бернат не обратил особого внимания на тонкий, слегка изогнутый нос и мягкого рисунка губы. Прямым ресницам нетрудно было придать изогнутую форму, но, очевидно, Анна Нильсон считала себя и без того достаточно привлекательной.

— Хочу у вас справиться кое о чем, — оказал Бернат, садясь на стул, стоявший у письменного стола, и протянул девушке паспорт. — Разрешите, барышня, закурить трубку?

Девушка задумчиво полистала паспорт. На мгновение подняла на Берната глаза.

— Пожалуйста. Хотите получить визу? — спросила Анна, просматривая паспорт.

Бернат раскурил трубку и выпустил клуб дыма.

— Да, мне нужна ваша виза. Только в Швецию еду не я, а один мой соотечественник и коллега. Свой паспорт я вам дал в подтверждение своей личности.

Анна откинула назад упавшую ей на глаза прядь волос. Выражение лица все еще не выдавало обуревавших ее чувств. Движения были привычными, почти автоматическими.

— За визой должен явиться сам отъезжающий. Где ваш соотечественник или его паспорт?

Бернат наклонился к девушке ближе, вынул изо рта трубку:

— На Папештрассе, в «Колумбии». Там же и его паспорт.

Карие глаза девушки сразу же затуманились, взгляд на мгновение застыл. «Она не доверяет мне, — подумал Бернат, — и это понятно. Милан, очевидно, называл ей мое имя, но лично мы с ней раньше не встречались, и теперь она вправе предполагать, что перед ней провокатор».