Андраш Беркеши - Последний порог

На другой день утром Гейдрих проснулся не отдохнувшим. Искупавшись и позавтракав, он быстро пробежал поступившие за ночь донесения. Никаких чрезвычайных событий не произошло, и день, следовательно, обещал быть тихим. Несколько минут он проговорил по телефону с женой, пообещал в полдень приехать домой, чтобы вместе пообедать. Взглянул на часы. Только начало десятого, а встреча с профессором Эккером назначена ровно на десять. С гневом он подумал о маленьком, хрупком профессоре. Ночью, он изучил материал о Радовиче и был крайне удивлен, встретив в нем имя профессора. В обобщающем донесении говорилось, что Радович принадлежит к кругу друзей профессора. Он сразу же подумал о том, почему поведение Радовича не вызвало у профессора никаких подозрений. Сейчас он снова вспомнил об этом и просто не поверил, что молодой студент мог водить за нос Эккера. Гейдрих продолжал листать утренние донесения, но мысли его все время невольно возвращались к Эккеру.

Вспомнив, что профессор — венгр по национальности, Гейдрих разволновался еще больше. Предательство Эккера было чревато непредвиденными последствиями. Если и он агент красных или же работает на французов, то это значит, что врагу до мельчайших подробностей известна организационная структура полиции безопасности рейха. В бумагах из досье Радовича Гейдрих прочитал, что студенту было поручено достать план организационной структуры гестапо. А ему самому удалось добиться реконструкции полиции на основании предложений профессора Эккера. Его бросило в жар. Неужели возможно, что инициаторами этой реорганизации были москвичи или парижане, а он, благодарный дурак, лишь выполнил намерение русской или французской разведки? Продолжая расхаживать по комнате, Гейдрих вдруг вспомнил, как яростно протестовал Гиммлер против назначения Эккера. Аргументы Гиммлера были, по правде сказать, неубедительны. «Не люблю выродков, — в качестве последнего аргумента бросил Гиммлер. — Дегенераты в наше время обречены на вымирание, и они инстинктивно это чувствуют. В интересах собственного выживания они способны на любую подлость. Даже на предательство. Однако я не буду возражать против перевода Эккера на секретную работу, только не забудьте, ответственность за все, что делает Эккер, лежит лично на вас».

Теперь Гейдрих ощутил эту ответственность. Он знал, что Гиммлер не любит шутить: если Эккер окажется предателем, то это будет и его собственной гибелью. Он подошел к сейфу в стене, открыл его. Конфиденциальную корреспонденцию и свой заметки он держал не у себя на работе, а здесь. Извлек из досье толстое письмо Эккера, налил рюмку коньяку, выпил и, усевшись в кресло у окна, начал читать. Он думал, что теперь, когда он познакомился с делом Радовича, что-нибудь в письме может убедить его либо в предательстве, либо, наоборот, в верности профессора.

«Милый Рени! Прошу прощения за столь фамильярное обращение, но думаю, что наша давняя дружба и мой пожилой возраст дают мне на это право. Наше знакомство насчитывает много лет, дружба между нами углублялась в те годы, когда мы только еще мечтали о новом мире, который, к нашей общей с тобой радости, стал реальностью. Темп жизни заметно ускорился, твои способности позволили тебе стать одним из руководителей рейха. Работы у тебя стало несравненно больше, бремя ответственности значительно тяжелее, а это, конечно, повлекло за собой коренное изменение твоего образа жизни. У нас почти не осталось времени обменяться мыслями, вдоволь поспорить по самым насущным вопросам сегодняшнего и завтрашнего дня, обсудить проблемы дальнейших действий, так как события подгоняют нас.

Мне иногда кажется, что мы не направляем ход истории, а лишь применяемся к нему. После долгих колебаний я наконец решил изложить свои мысли письменно, надеясь, что ты не поймешь меня превратно. Поверь, что мной руководит лишь доброе намерение довести до конца победу нашего общего дела. Однажды, еще до завоевания нами власти, ты спросил у меня, почему я примкнул к нашему движению. Чувствую, что именно теперь я должен ответить на твой вопрос, и ты единственный, кому я осмеливаюсь ответить на него письменно.

Ты знаешь, что по натуре я пуританин. Исключительной властью, которой ты обладаешь, я не пользуюсь для умножения своего имущества и охотно продолжал бы жить на втором этаже доходного дома на Розаштрассе, а не в том прекрасном помещении, которое я также получил от тебя. Должен сказать, что примкнул я к вам отнюдь не потому, что жаждал авантюр или надеялся на обогащение, твоим сотрудником я стал вовсе не поэтому. Я стал приверженцем идеи национал-социализма и остаюсь им по своему убеждению.