Юхан Харстад - Где ты теперь?

Проходя мимо гавани в пятый или шестой раз, я услышал, что позади открылась и закрылась дверь. Повернувшись, я увидел, что ко мне по-детски семенит Софус. На нем была новая дутая куртка (наверняка подарок на Рождество), такого ярко-желтого цвета, что даже глаза слепило, а на отвороте все еще висел ценник. Остановившись, я дождался, когда он спустится по холму к гавани, и последний отрезок он преодолел вприпрыжку.

– Привет, – сказал мальчик, подбегая. Я протянул руку, и он, помедлив чуть-чуть, посмотрел на нее, потом осторожно, по-деловому, потряс, а затем важно поклонился и засмеялся.

– Привет, Софус, – сказал я, – новая куртка?

– А? Что?

Я показал на желтую ткань, в которой его почти не было видно. Такие куртки в Торсхавне школьный любимчик надевает в первый день после рождественских каникул, и они всем классом будут проверять, сколько человек в нее поместится. В куртку Софуса поместились бы все его друзья, и еще место оставалось бы.

– Тебе подарили на Рождество новую куртку?

– Да.

– Красивая, – сказал я, – желтая.

Он помахал руками – вверх-вниз, но цыплята не летают. Мы стояли, не зная, что сказать.

– Почему ты один? – неизвестно с чего вдруг спросил он, а я вытаращил на него глаза.

Софус знал, что я провел Рождество в одиночестве? Это что, главная деревенская новость? Неужели на меня велась слежка из-за зашторенных окон?

– Я опоздал на самолет, – сказал я.

– Как?

– Он слишком быстро улетел. А я не смог его догнать.

– Ты летел в Норвегию?

– Собирался.

– Тебе грустно?

– Из-за чего?

– Из-за того, что ты здесь один.

– Ну, я же не один.

– Как это?

– Ты же здесь.

– Да.

– Ну, Софус, а что-нибудь еще тебе подарили на Рождество?

Он кивнул. С энтузиазмом. Ему подарили еще что-то хорошее.

– И что же?

– Машину.

– Машину?

– С пультом управления.

– Супер!

Он кивнул:

– Мама хочет, чтобы ты у нас поужинал.

– Что-о?

– Мама сказала, чтобы я пригласил тебя к нам домой на ужин.

Я ничего не понимал или, может, понимал слишком много. Очевидно, я стал объектом рождественских исследований и сейчас наступила пора проверить, верны ли предположения. Я так и представлял, как семейство в белых лабораторных халатах, надев перчатки, попросит меня лечь на холодный железный стол посередине гостиной. А потом набросится на меня со скальпелями и ланцетами.

– Мама так сказала? Ты уверен? – переспросил я, раздумывая, как же мне поступить.

– Ну да. Пойдем?

– Сейчас?

– Да.

Нет. Нетнетнетнетнет. Мне не хотелось идти. Вообще не хотелось. Не хотелось больше всего на свете.

– Я думаю, сегодня не получится, – ответил я.

– Почему?

– Видишь ли, сегодня у меня кое-какие дела.

– Какие?

– Ну… разные.

– Тебе не хочется у нас ужинать?

– Да нет, не в том дело, что не хочется, – ответил я, помедлив, – просто у меня…

– Тогда пойдем.

– Знаешь, нет, по-моему…

– Мама сказала, чтобы ты пришел.

Ну что тут возразишь?

Я сдался и пошел на поводу.

– Ладно.

– Йиппи-и!

– Угу. Йиппи-и.

– Тогда пошли.

Софус повернулся и быстро пошел к дому, а я поплелся за ним. Я несколько дней не мылся, не менял одежду, и настроение у меня было не ахти, тем не менее я послушно подошел к красному домику, зашел внутрь, разулся и остался в носках. Стоя в чужом доме, я вдыхал запахи этой семьи – еды, которую они готовили, их тел, то абсолютно уникальное сочетание запахов, которое живет в каждом доме. Усевшись на полу, Софус принялся развязывать шнурки, но они были затянуты слишком туго, и у него никак не получалось. Он махнул сапогом в моем направлении, и я, взяв его за лодыжку, начал распутывать узелок. Вот так я и предстал перед глазами родителей: стоя в прихожей и вцепившись в ногу их сына. Как раз в этот момент, широко улыбаясь, появились Мистер и Миссис Фареры с обветренными лицами. Я наконец развязал шнурок и, держа в одной руке сапог, крепко тряс другой руку отца семейства.

– Добрый вечер, – сказал тот, глядя мне прямо в глаза, – Оули Якобсен.

Я ясно и отчетливо произнес свое имя и повернулся к матери семейства.

– Сельма.

Еще раз мое имя моими устами.

– А с Софусом вы уже знакомы, – сказала она, потрепав сына по голове. Он тотчас же пригладил волосы. Не хватало еще ходить лохматым!

– Ну, тогда пойдемте ужинать.

– Мам! – вклинился Софус, вытянув другую ногу. Еще один узелок. Мне следовало помочь и с этим шнурком, но родители опередили меня, склонились над сапогом, ухватили за кончики шнурка – ничего не скажешь, вот что значит уметь работать в команде и успешно сотрудничать. Родители Софуса были ниже ростом, чем мне показалось с первого взгляда. В этом отношении они были абсолютно одинаковые, примерно на голову ниже меня, а мой рост более-менее соответствует росту среднестатистического европейца. У Оули Якобсена были короткие темно-русые волосы, которые торчали во все стороны, и у Сельмы то же самое. Они хорошо смотрелись вместе. Пара счастливых троллей. Прекрасный материал для туристического рекламного проспекта. Оули – самый настоящий работяга, крепко сбитый, с огромными руками. Одет он был в пушистый шерстяной свитер с тремя кнопками на плече и плотные брюки. Сельма – более худощавая, к ужину и по случаю Рождества она явно принарядилась. Я так и представил себе, как она достает из самых недр платяного шкафа пакет из «Маркса и Спенсера», сохранившийся еще с тех пор, как они с подругами полтора года назад ездили за покупками в Шотландию и Англию, и вынимает одежду, готовясь к празднику. Возможно, она надевает эти вещи в последний раз. На следующее Рождество, а может, даже летом будет уже слишком поздно. В магазинах появятся новые модные вещи, и рождественские наряды отправятся обратно, в тот же пакет, который ей выдали при покупке и который она аккуратно сложит, благоговейно убирая одежду в шкаф. Возможно, Сельма уже знала, что надела этот наряд в последний раз. А потом Софус сбросил наконец сапог и побежал в гостиную.