Николай Ивеншев - За Кудыкины горы.Повесть

— В сад к Галаниным залезем, у них слепой Потапыч сторожит… Только и может по пустой пудовке палкой дубасить.

— Ты про тыкву ей, про тыкву калякай.

Ольга лишь головой кивала да сияла снисходительно недоверчивой улыбкой. Глаза у неё были цвета густого вишневого варенья. Как бы останавливая гвалт, девушка коснулась тугого атлетического плеча Кольки Черкасова и выпалила:

— А теперь, мальчики, признавайтесь, рассказывайте о тайнах мадридского двора. Что у вас там?

Ольга указала острым подбородком на забытый ангар.

Вперёд выступил Мишка Субботин. Он проглотил слюну, хмыкнул и пе своим шершавым голосом произнёс:

— Только — ни ни. Тебе одной из девчат и скажем. Планер гам у нас почти готовый. Будем летать по очереди. Затащим аппарат на гору, прицепим к велосипедам и — фю-ить. Только ты — молчок.

Ольгу это признание ничуть не удивило, скорее всего Черкас ещё раньше успел проболтаться.

— А меня возьмёте на запуск, возьмёте, возьмёте? — зачастила Ольга. Мы торжествовали.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — тараторила городская девушка, на цыпочках подлетала к каждому и чмокала к изумлённые лица.

— Вот ещё! — сокрушенно, как кляксу в тетради, вытирал место поцелуя Костя Куртагов. — Одно слово — девчата.

Я тоже, конфузясь, тиранул свою пылающую щёку. А потом в течение всей дальнейшей игры в волейбол вспоминал о мимолетном запахе её волос и чувствовал на щеке влажное горячее пятно. Пока играли — ничего, а пришел домой, где-то в желудке или в животе почувствовал щемящую беспокойную пустоту, непонятную неловкость. Не помогла и жареная картошка с бабушкиной рифмованной присказкой. Это был другой, неизвестный голод.

Наверное, влюблен, — решил я и битый час разглядывал в зеркале свою личность: левую щеку, выгоревшие кулиги волос, тонкую шею в гусиных крапинках. Ужасно себе не понравился.

Утром вся наша команда снарядилась в большой далёкий лес Отмалы. Кроме Ольги Варламовой и нас четверых, приценился восьмиклассник, большой взрослый Женька Бурханов. У Ольги всю дорогу — расспросы. Как, да что, да откуда?

Мишка Субботин угодничал, расцвел так, что его прическа из ершистого веника превратилась в рыжую корону. На опушке Отмалов тёмными крутыми волнами зеленели кусты орешника. Коронованный конструктор с интонацией учительницы биологии изрекал:

Говорят, кто ореховый цвет увидит, несчастным на всю жизнь останется.

Стоило забрести в чащу, как начался рыцарский турнир. Колька Черкасов, будто Маугли, заскочил на гибкую вершину сосны и раскачивался на ней. Костя Куртасов принёс из оврага пригоршню раздавленной малины и протянул алое месиво нашей Оле. Долговязый Бурханов показывал ей место, где растут дикие огурцы. На всё и на всех девушка глядела счастливыми вишнями. Ребятам от этого было, наверное, хорошо.

Хуже всех в остроумной компании был я. Я ничего не показывал, не предлагал и никуда не лез. Я скороспело глупел, всё больше и больше ощущая свою никчемность. Глупел, мрачнел и отставал от товарищей.

Верно, это и выделило мою постную физиономию в пучине повального ликования. А Ольга Варламова выскользнула из-под опеки четырех резвых мушкетеров, с серьезным лицом подцепила меня под руку:

— Фу-ухх ты, надоело. Давай пройдёмся в тишине? Друзья у тебя слишком весёлые.

От неожиданности я даже оглох. Кровь, что ли, прильнула к ушам? И голова моя выросла до размеров тыквенного пугала. То вчерашнее чувство щемящей пустоты стало ещё больше, вовсю завладело моим телом. Я со смертельным счастливым ужасом падал, проваливался в воздушную яму из солнечного запаха её волос, трепетную жгучесть её пальцев на моём локте, вишнёвую ледяную бездну. Наверное, рыбы под водой так видят и слышат земную жизнь.

Ольга смеялась, щебетала, задумчиво кивала толовой, опять звонко радовалась. В моей тыквенной башке бессвязно мельтешило:

— Ответь, балбес… Ведь уйдёт… счастье!.. Переметнётся!

Но всё молчал тупо, бездарно, испуганно.

И Ольга уплыла. Озорная ватага всосала её легкомысленную улыбку. Смуглые девичьи пальцы с ядовито-красным маникюром впились в нелепый локоть Женьки Бурханова. Они тут же приотстали, а вскоре и потерялись.

— Целуются, должно быть, — холодно скривился Колька Черкасов.

— Чё же ещё?! — с нарочитым равнодушием мотнул шевелюрой генеральный конструктор.

Стало скучно, на листьях орешника я заметил пыль.

Но вернулась, вернулась взрослая парочка. Ольга веселилась пуще прежнего. Через силу мы воспряли духом, похохатывали, потешались друг над другом, сыпали анекдотами.