Джон Кинг - Белое отребье

– Что смешного? – спрашивает Боксер, идущий сзади.

– Ничего, – отвечает Руби, отходя от Уоррена и направляясь к комнате, из которой мистер Уилкинс звал ее на помощь, – ничего смешного.

Мистер Уилкинс весит немного, она устраивает его в инвалидном кресле и везет в туалет. Вкатив его в туалетную комнату, закрывает дверь, снимает с него брюки и усаживает на сиденье. Уилкинс еле дождался, пока его отведут опорожнить кишечник, и теперь совершенно забыл, что Руби рядом. Она отводит взгляд и смотрит на ограду, сосредотачиваясь на сладковатом запахе дезинфекции и мыла. Мистеру Уилкинсу восемьдесят шесть и он практически один в этом мире, дряхлеет, страдая раком легких. Если он не умрет, то скоро снова будет как дитя – завершит полный цикл жизни, станет абсолютно зависимым, его силы увянут, а оболочка расколется. Руби никогда об этом не задумывалась дольше, чем на пару секунд. Наверное, он достаточно сделал в своей жизни, просто она не знает, что именно. В любом случае, восемьдесят шесть – это хороший возраст. Руби представляет его молодым мужчиной, выпивающим, любящим и наслаждающимся девчонками, танцами под джаз и всем таким прочим… Надо спросить Рона, что они в то время слушали, что они пили, – наверное, выпивка была очень горькой, они курили «Жимолость», и наркотики тогда были легальны, кокаин и опиум, вот так.

Рон должен все это знать, ему восемьдесят четыре, – он на два года младше мистера Уилкинса, но в миллион раз здоровей, энергичнее. У мистера Уилкинса есть племянник, который его один раз навестил, но кроме него никого. У Рона большая семья, и все время разные поколения родственников приходят его повидать. Он больше похож на шестидесятипятилетнего, чем на восьмидесятичетырехлетнего. Может, дело в генах, но у Рона есть ради чего жить, несколько хороших лет еще впереди. Первое имя мистера Уилкинса было Джон, и Руби представляет Джонни Уилкинса, очаровывающего девушек, сочиняющего истории, – молодое лицо на старых плечах. Волосы зализаны назад, гребень в кармане, глаза ярко сияют, он любит их и оставляет их, вплоть до того самого вечера, когда он встречает девушку своей мечты, – они вместе ходят есть ириски, и он завоевывает ее сердце до тех пор, пока она не соглашается идти с ним к алтарю.

Мистер Уилкинс закончил с туалетом, Руби вытирает его, спускает воду в унитазе, моет руки, усаживает его обратно в инвалидное кресло, переносит на постель, проверяя, чтобы ему было удобно. Потом она смотрит в его затуманенные глаза и видит, как морфин взаимодействует с Альцгеймером. Морщины покрывают лицо Уилкинса, сосуды просвечивают сквозь желтую кожу. Должно быть, раньше он был гордым мужчиной, – это так же очевидно, как и то, что сам себя он не может видеть, и его способности, которыми он когда-то гордился, истощились. Морфин – хорошее лекарство… Все, что облегчает боль, должно быть хорошим, если налицо рак, о котором пациент даже не подозревает. Может быть, дряхлость на самом деле – благословение для некоторых людей? Говорят, болезнь Альцгеймера – тяжкое испытание не столько для больного, сколько для страдающих родственников… Руби гонит тоскливые мысли прочь – не в ее правилах допускать такие мысли. Это воспоминания о Бене вызывают мрачные ассоциации. Руби снова углубляется в работу, скоро уже сбивается с ног, – под жужжание душевых и перестук стерилизуемых ночных горшков утро проходит быстро. Завтрак накрыт, доктора делают обход, выписывают лекарства. Бесконечная череда дел означает, что все в порядке, добродушное подшучивание персонала немного облегчает работу, но к двенадцати Руби уже устала и собирается пообедать.

Она проходит назад через те же коридоры, заглядывает на ходу в пристроенную часовню и видит спину тинейджера, сидящего в одиночестве, уставившегося на ковер. Звуки детского смеха где-то неподалеку, двое мужчин задевают ее на ходу, – внезапно Руби чувствует себя выжатой как лимон. Ее ногам так тяжело, хотела бы она позволить себе сеанс массажа, а еще попить, а еще утолить голод, ничего нет лучше в такой горячий денек, чем сидеть на солнце с холодной пинтой легкого пива. В столовой она заказала пирог и чипсы, ледяную банку кока-колы и йогурт на десерт. Доун прибежала на пять минут раньше и сидела вместе с Салли, эти двое дружески спорили о субсидировании. Пробравшись через лабиринт столов и стульев, Руби присоединяется к ним. Вслед за ней как раз пришла Давинда, так что вчетвером они занимают целый стол.