Эйлин Фэйворит - Героини

— Как твое имя, девушка?

Мама назвалась.

— Ты кому-нибудь обещана?

— У меня даже приятеля никогда не было. И я ни с кем не помолвлена.

— Чего же ты ищешь здесь? — спросил он.

От этого соблазнительного голоса закружилась голова, хотя мама и успела подумать: наверное, его голос так сексуален из-за акцента. Она была совсем неопытной, лишь несколько раз обнималась и целовалась на свиданиях с мальчиками, отобранными и получившими персональное одобрение Эдит. Подобно многим девушкам начала шестидесятых, она считала: потеря девственности непременно оставит на ней грязную метку, сделает ее «плохой». О механике сексуальных взаимоотношений она имела самое смутное представление, но возбуждение, испытываемое в присутствии Хитклифа, превосходило все, что ей доводилось испытывать и чувствовать прежде.

— Я сама не знаю, чего ищу, — тихо ответила мама.

Он шагнул к ней и взял за руку, глядя на нее так, словно решал: сразу повалить на землю или пока ограничиться поцелуем. Анна-Мария застыла, не сводя с него глаз. Тогда он взял ее другую руку и притянул к себе, голова мамы оказалась у него под подбородком. Лицо почти касалось его груди. Но вот он заговорил, и мама почувствовала, как его подбородок упирается ей в макушку. Она стояла неподвижно, боясь совершить какое-нибудь ошибочное движение, испортить момент, разгневать его или заставить отступить.

— Я должен видеть Кэтрин. Просто чтобы попрощаться навсегда. Чтобы ей было не в чем меня упрекнуть. Она прогнала меня в последний раз!

Анне-Марии хотелось вечно оставаться в этой позе, вдыхать запах его сырой одежды, чувствовать, как плечи обнимают его сильные руки. И пусть мужчина, обнимающий ее, говорит о другой женщине, ведь прежде она не знала, что такое страстные объятия. А еще Анна-Мария понимала: Кэтрин — ее единственный шанс оставаться рядом с Хитклифом. Она обманывала себя подобно многим, ошибочно думая, что, оставшись с Хитклифом, станет его другом и он поймет, увидит, что она более надежная, спокойная, преданная, добрая, нежели Кэтрин. Поймет и непременно ее полюбит.

— Я помогу вам встретиться с ней. Мне с трудом удалось уговорить ее ночевать в доме. У нее лихорадка.

— Она больна? — Он оттолкнул маму, но продолжал держать ее за плечи.

— Она говорила безумные вещи, — сказала Анна-Мария, разочарованная тем, что ощущение полного счастья вдруг оборвалось.

— Еще один маниакальный приступ!

— Нет, она просто хочет, чтоб вы оставили ее в покое. Хочет спокойной жизни, хочет выйти замуж за Эдгара.

— Она что, прямо так и сказала? — Хитклиф опустил руки и отступил на несколько шагов. — Да как она могла выбрать это ничтожество? — Он уселся на ствол поваленного дерева и закрыл лицо руками.

— Простите…

Мама шагнула к нему, потом остановилась, пристыженная своим предательством, ведь прежде она никогда так не поступала. Ей очень хотелось положить руку ему на плечо, утешить, однако она сдержалась. Спрятала руки за спиной и ждала, пока он опомнится, пока ложь о Кэтрин не сработает в ее пользу. Хитклиф продолжал рыдать, закрыв лицо руками, а мама терпеливо и неподвижно стояла в темном лесу, не смея даже отмахнуться от назойливых комаров. Но тут взяло верх ее хорошее воспитание. Мама поняла, что Хитклифа надо на время оставить одного, как бы ей ни хотелось его утешить и обласкать. Ему, должно быть, неприятно, что девушка оказалась свидетелем его слабости, к тому же Анну-Марию мучило чувство вины. Ей было трудно признаться даже самой себе, что это она причинила Хитклифу боль.

Мама пошла по тропинке прочь и шла до тех пор, пока не перестала слышать рыдания. Она поступила правильно. В романе «Грозовой перевал» герои все время вмешивались в дела друг друга. Родственники кричали и бранились между собой, слуги сплетничали, собаки лаяли и завывали. Отойдя подальше, мама завоевала доверие Хитклифа. Она сорвала сосновую ветку, начала выдергивать и считать длинные иглы. Досчитала до тридцати трех и подумала, что все кончено, но тут раздались шаги. Хитклиф шел к ней по тропинке.

— Мне необходимо увидеться с Кэтрин.

Он снова взял маму за руку, нагнулся, и теперь она отчетливо видела его заостренный нос, скулы и подбородок. Совсем близко… От него пахло шерстью и потом. Вот только темнота мешала прочесть выражение его глаз. Но Анна-Мария чувствовала: он в отчаянии и нуждается в ее помощи.

— Я приведу ее завтра. В полночь.

— Я буду молиться о ее выздоровлении.