Эйлин Фэйворит - Героини

— Я знаю, Кристина. — Пегги улыбнулась, обнажив зубы. — Просто захотела повидать Пенни до занятий, познакомиться с ней.

Кристина снова взмахнула расческой.

— Пенни, это Пигги. Пигги, это Пенни. Ну вот и познакомились.

— Спасибо, очень любезно с твоей стороны. Но мне хотелось бы поговорить с Пенни поподробнее.

— А можно мне с вами? — сладким голоском спросила Кристина.

— На двери моего кабинета висит объявление: один человек за один раз. Лучше встретимся с тобой отдельно, когда позволит расписание.

Кристина выпрямилась, вскинула голову.

— Что ж. Я проверю, записана ли на индивидуальную встречу.

— Как насчет того, чтоб немного поболтать с Пегги, а, Пенни?

Я лишь пожала плечами. Можно подумать, у меня есть выбор. Мне страшно не хотелось уходить из палаты. Мы так славно проводили время с Кристиной.

— Я зубы не успела почистить.

— По дороге можем заглянуть в ванную.

Я поднялась и достала из тумбочки туалетные принадлежности. Когда мы выходили, Кристина крикнула вдогонку:

— Только ничего не рассказывай ей о Бланш и Офелии!

Эти имена, точно пули, ударили меня в спину. Я даже оглянулась через плечо, на миг представив, что рядом находится мама.

— Ты же обещала ничего не говорить о…

Она захихикала.

— О господи! Я нечаянно!

Внезапно я подумала, что совершила большую ошибку, поведав Кристине о героинях. Это был большой семейный секрет, и, хотя я с удовольствием обсуждала его, въевшаяся в плоть и кровь осторожность заставила оглянуться, проверить, нет ли поблизости мамы. Вообще непонятно, с чего вдруг я столь охотно поделилась нашими тайнами с Кристиной. Ведь накануне мне стало неприятно, когда Джеки вдруг заговорила о Коноре. А после я потеряла всякую осторожность и выболтала все. И вовсе не таблетки заставили потерять контроль над собой, а моя неопытность. Я сама себя не узнавала. И просто не представляла, что теперь делать.

Умывшись и почистив зубы, я проследовала за Пегги через холл в комнату для групповых занятий. Это было помещение без окон, стены которого оживляли лишь яркие плакаты с изображением закатов и котят. Висела здесь и репродукция картины Норманна Рокуэлла — доктор, прикладывающий стетоскоп к груди маленькой девочки с куклой. Внизу красовалась надпись: «Нет на свете мудрости выше, чем доброта». Диплом в рамочке говорил о том, что Пегги буквально два месяца назад получила диплом бакалавра психологии в университете Лойолы.

Пегги уселась за стол на металлических ножках, жестом указала на стул, стоявший напротив. Над ее головой висел еще один шедевр изобразительного искусства: огромный плакат с парой бледно-розовых балетных туфелек и девизом: «Стоит только очень захотеть, и ты станешь ею». Такой же, только поменьше, имелся у меня дома, и я ощутила прилив раздражения. Что делает здесь картинка, которую мама подарила мне на день рождения? Сзади у стены выстроились полукругом складные стулья в ожидании групповых занятий.

— Та-а-ак, — пропела Пегги и открыла большую папку в твердом переплете. — Доктор Келлер утверждает, что ты не слишком разговорчива.

Я пожала плечами и принялась рассматривать предметы на столе. Кусок березового ствола в виде лодки, где лежали ручки и карандаши, коричневый степлер, календарь, исчерканный какими-то закорючками, свеча в форме совы, которую ни разу не зажигали.

— Можешь рассказать, почему ты оказалась в отделении?

— Нет.

Пегги взяла карандаш, перевернула, вдавила в пухлую щеку розовый ластик на его конце.

— У тебя есть причина не говорить об этом?

Я промолчала.

Пегги вдавила ластик еще глубже.

— Ладно, как хочешь. Пойдем дальше. — У нее был высокий голос, как у девчонки. — Ты уже познакомилась с девочками. С Кристиной, с Элис…

— Элис — это которая?

— Элис? — Пегги задумчиво уставилась в потолок, постучала кончиком карандаша по виску. — Она любит шахматы…

— Играет с воображаемым другом, — сказала я.

— Да, с воображаемыми друзьями…

Тут я спохватилась и снова замкнулась. Пегги тоже молчала. Чтобы не смотреть ей в глаза, я уставилась на плакат с радугой. Над радугой было написано яркими красками: «Мир исходит из сердца».

Пегги сощурилась и одарила меня сочувственным взглядом. Казалось, что она сейчас заплачет. Физиономия грустного клоуна! У нее было довольно красивое лицо — ровные зубы, голубые глаза, слегка вздернутый носик, — но все это тонуло в складках жира.

— Может, хочешь поговорить о воображаемых друзьях?